67 
Будь Шейла мужчиной, она бы уже барахталась в грязи под крыльцом, выплевывая зубы. Но женщинам Кэш никогда не причинял физической боли. Его оружием было презрение.
И теперь он весь буквально исходил сарказмом, когда сказал:
— Погода виновата, леди. Ты ждешь от меня, чтобы я заставил людей работать под дождем? — Он сделал широкий размашистый жест, обводя рукой мокрые деревья.
— Я брала тебя работать независимо от погоды.
— Но это тебе не короткий апрельский ливень.
— А по мне хоть бы и потоп! Мне надо, чтобы лесорубы работали.
— Ты в своем уме?! Рубить лес сейчас — это же самоубийство. Да и лесовозы не пройдут в такую грязь…
— Ты собираешься приступать к работе или нет?
— Нет!
Она чуть не задохнулась от ярости и бессилия.
— Жаль, что я не послушала, когда все мне говорили, что ты отвратительный тип.
— Возможно, но люди не могут пилить, валить и грузить лес в такой дождь. Если бы ты хоть раз сама увидела такую работу, то поняла бы это. Коттон никогда не послал бы людей работать в подобных условиях. И я не стану.
Вспомнив внезапно слова Трисии, Шейла прерывисто вздохнула:
— Твоя мать. И мой отец. Это правда? Они действительно…
— Да.
Она подавила рыдание.
— Но он был женат. У него была семья! — с болью закричала она. — Она потаскушка.
— А он сукин сын! — зарычал Кэш. — Я ненавидел, когда он приходил к ней.
Он угрожающе двинулся вперед, оттесняя ее к самому столбу.
— А мне приходилось жить с этим изо дня в день. Тебе-то что?! Ты была под защитой Бель-Тэр. А я должен был смотреть, как он пользовался моей матерью и мучил ее годами. И ничего не мог поделать.
— Твоя мать была взрослой женщиной. Она сделала свой выбор.
— Ничего себе выбор! Любить такую скотину, как Коттон Крэндол!
Шейла подняла голову:
— Попробовал бы ты сказать это ему в глаза!
— А я и сказал! Можешь у него спросить.
— Чтоб тебя к концу недели на Бель-Тэр не было!
— Да?! А лес к продаже кто будет готовить?
— Я, а что?
— Черта лысого, вот что! Ничегошеньки у тебя без меня не получится. — Он приблизился еще на шаг. — Будто ты не знаешь. Ты же прекрасно все понимала, когда ехала сюда, а? — Он оперся одной рукой о столб рядом с ее головой и прижался к ней всем телом. — А знаешь? По-моему, ты совсем не из-за этого сюда приехала. Тебе ведь не это надо, правда?
— Ты пьян!
— Да нет… пока.
— Я серьезно говорю. Чтобы ноги твоей… Она отошла от столба, он схватил ее за плечи и все ее высокомерие куда-то исчезло.
— Все твои неприятности, мисс Шейла, оттого, что ты не знаешь, когда остановиться. Тебе бы все измываться да измываться, а человек давно уже голову потерял.
Он впился в нее губами. Шейла отчаянно сопротивлялась. Извиваясь всем телом, она обрушила на него лавину ударов.
— Ну, призадумайся… — Он оторвался от ее губ ровно настолько, чтобы можно было говорить. — Ты же за этим сюда пришла?
— Отпусти!
— Ну уж дудки.
— Ненавижу!
— Но ведь хочешь, а?
— Черта с два!
— Хочешь, хочешь. Это ты поэтому злая, как черт.
Он опять прижался к ней губами. На этот раз его язык прорвался между ее зубов. По крыше громко стучал дождь, заглушая стоны возмущения, а потом капитуляции.
Она уступила ему помимо своей воли. Ее осознанное «я», ее воля были отброшены в сторону потоком чувств, который, столько дней не находя выхода, теперь бурно устремился во вновь проделанную брешь.
Но полное подчинение было не в ее упрямой натуре. Шейле удалось оборвать поцелуй. Она почувствовала, как набухают ее истерзанные губы. Пришлось сделать усилие, чтобы провести по ним языком. Она почувствовала вкус виски — его вкус. Вкус Кэша Будро.
Эта мысль показалась ей невыносимой. Она положила ладони на его обнаженные плечи, намереваясь оттолкнуть его. И тут он снова приблизил свои губы к ее губам, и они слились в долгом поцелуе. Ее пальцы напряглись, глубоко впиваясь в гранит его плеч.
Когда поцелуй окончился, она отвернула лицо и простонала:
— Перестань.
И он перестал. По крайней мере, он больше не трогал ее губ. Прижавшись открытым ртом к ее шее, он прохрипел:
— Ты этого хочешь не меньше меня.
— Не правда.
— Правда. — Он лизнул ее ухо. — Когда тебя последний раз как следует пользовали?
Она вновь испустила гортанный стон, который он остановил поцелуем. Слияние изголодавшихся губ превратилось в поцелуй-оргию, по-звериному жестокую.
67 
