23 
Не просто слушались, а исполняли неукоснительно приказы, уважительно называя Степаныч, и верили его словам: «Если эту поднимем, то дальше попрем вместе, обещаю!»
В двадцать один год, приняв первое выстраданное мужское решение на больничной койке, сцепив зубы, Бойцов поспорил со смертью и самой жизнью, с диагнозом пожизненной инвалидности, в одночасье превратившись из романтического юноши в сурового волевого мужика.
Ну, это другая история…
А тогда…
Они жили с родителями Кирилла в двушке-«распашонке» на Пролетарской. Максимке исполнилось три месяца, как пролетели эти три месяца жизни его сына, Кирилл не знал и не помнил. В тот период единственным ярким, запечатлевшимся в памяти на всю жизнь воспоминанием, не касающимся его строительства, было то, как он встречал жену из роддома и взял на руки кулек с младенцем.
Маленький человечек не заплакал, не зашебуршался в своем кульке от незнакомых рук, а посмотрел на него серьезным взглядом, сдвинув невидимые бровки. Кирилла затопила такая волна теплоты, нежности и осознания: «Мой сын!»
Вот ведь только-только это случилось, и он держал Максимку первый раз на руках, а уже три месяца прошло!
Все мимо!
А через неделю-другую после важной даты, три месяца сыну, Лиля достучалась до его сознания и, рыдая, сообщила, что снова беременна!
«Откуда?» – подумалось Кириллу влет. Он даже не помнил, что занимался с нею любовью! Нет, факт сам по себе, что занимался, – помнил! А как, когда и что чувствовал – нет!
Доработался.
– Рожай! – отреагировал он тогда тоном приказа. – Теперь все будет хорошо!
Что может быть хорошо в стране, которая, треснув, развалилась на ломти и жила в полной уверенности, что уже никогда ничего хорошего не произойдет, в отсутствие завтрашнего дня, в постоянном ожидании неприятностей любого уровня, вплоть до потери жизни, особливо тех, кто пытался работать и что-то делать?
Он ведь тоже по лезвию ходил – могло произойти что угодно, любое дерьмо – от госчиновников, само собой, до рэкета.
Убить могли запросто! Так, между прочим. Да и семье его бизнес не улучшением здоровья и благосостояния грозил в те времена, а ровно наоборот!
Но он почему-то точно знал, чувствовал – теперь все будет хорошо!
Откуда?! Да господь знает!
Лиля рыдала, озвучивала все возможные ужасные перспективы, приводила обоснованные аргументы, призывала на помощь его родителей.
Какой ребенок?!
Но он повторил приказ:
– Лиля! Мы будем рожать! Никаких абортов! Все!
Она смирилась, не решившись тайно пойти против его воли, да и родители, повздыхав, вспомнили, что и России не было бы, если б бабы в войны да лихолетья рожать перестали, да и не такие мы уж старики – поможем!
Когда родилась Соня, Кирилл уже сдал свой дом и пошли первые деньги от продаж. И какие деньги! По тем-то временам!
И кредит он о-очень удачно выплатил – половину! Банк, выдавший ему денежки, ликвидировали, дядька помог попасть в программу погашения и ликвидации. И с чиновниками Бойцов «плавно» разошелся, без потерь, помогли старые связи отца, который имел звание почетного строителя, проработав начальником и участков, и самих строек по всей стране. И с братками полюбовно договорились о минимальной мзде, помог друг дворового детства, в те времена член, и не последний, в данном сообществе граждан, героически расстрелянный через два года в одной из разборок.
Наверное, большинство из тех, кто начинал в те времена и проходил все эти «прелести» дикого зарождающегося бизнеса, скажут: по-вез-ло!
Скорее всего, да, повезло, но у Бойцова не было ни сил, ни времени на осмысление и даже на банальное «спасибо, Господи!».
И… поехало дальше!
Теперь он вложился в два объекта – риск опять-таки же офигенный, в двойном тарифе! Какое строительство, когда все разрушают – жизнь, страну, людей, здания, производства?!
Но он знал, чувствовал чем-то потусторонним, идущим дальше за интуицией: пройдет пара-тройка лет, и строительство попрет, как тесто из кастрюли – только успевай!
Ну, прошло не пара-тройка, а чуть поболе лет, но строительный-то бум – вот он тебе, прогноз-то был верным!
Как прошли следующие полтора года, Кирилл не помнил, двадцать четыре часа в сутки проводя на своих объектах, на пределе физических, моральных сил, днюя и ночуя, в буквальном смысле, на площадках. Оказалось, и дети подросли, и вовсю топают ножками, а Максимка и того хлеще – болтает без умолку! А он их и не видел вообще: уходил – они еще спали, приходил – уже спали.
23 
