Долгого разговора у них не получилось, увы, слишком сильно оба вымотались за последние дни и физически и морально, подойдя к некоему пределу сил.
Выпив пару рюмок за Дашкино выздоровление, закусив немного, почувствовали, как покидает напряжение, уступая место давящей тяжестью усталости, решили, что, пожалуй, хватит.
Власов проводил Катю до ее номера, пожал руку и поцеловал в висок.
Благодарил за Дашу и понимание.
Дарье снились речка, песчаный берег, большое дерево плакучей ивы, ветки которой опустились до самой воды, белый пластмассовый шезлонг, на котором она лежит, прячась в тени листвы от солнца.
Маленький мальчик в смешной панаме и ярких трусишках с серьезным, сосредоточенным личиком у самой кромки воды строит замок из песка. Набирает пригоршни мокрого песка и выкладывает на уже сформированные холмики, видимо подразумевающиеся башни.
Возникший откуда-то сбоку Власов, мокрый, холодный, опустился возле шезлонга на колени.
— Ты спала, а мы плавали и замок строили.
Дашка посмотрела на мальчика, он в этот момент был занят рассматриванием песка у себя в ладошке, посмотрел, посмотрел и засунул его в рот.
— Он ест песок, — сказала она Власову.
— Выплюни сейчас же! — прокричал Власов громко, подскочил и побежал к мальчугану.
А пацан, зажав в кулачки по пригоршне песка, улепетывал, смешно перебирая толстенькими ножками. Власов подхватил его на руки и повторно приказал:
— Открой рот и выплюни!
Мальчишка покачал головой, вывалил из ручонок песок Власову на грудь и с удовлетворением растер.
— Выплюни! — совсем грозно потребовал Власов.
Ребенок выплюнул на ту же широкую грудь, звонко рассмеялся и заявил:
— Какать!
А Дашка расстроилась ужасно, даже мысли свои во сне слышала: «Да что же это такое? Никакой идиллической картинки! Мальчишка, жующий песок, и Власов так нелепо за ним гонялся на полусогнутых ногах, словно курицу в огороде ловил! Да еще это «какать»! Ну почему никакой сентиментальной пасторали, умиротворяющей красоты?»
От обиды она даже проснулась, чуть не плача, и сразу увидела Власова, сидевшего рядом на стуле и внимательно за ней наблюдавшего.
— Ты так смешно бегал, — сказала Дашка, еще не проснувшись до конца.
— Где? — спросил он и улыбнулся своей фирменной улыбкой.
— В моем сне.
— Значит, тебе снилось, как я бегаю? А страшное не снилось?
— Нет, — смотрела на него серьезными глазами Дарья. — Ты прогнал все мои кошмары, как и обещал.
Он посидел рядом с ней совсем недолго, вручил свежий букет, коротко поцеловал и уехал. Кошмары больше ей не снились.
Даша уговорила Катю съездить в Москву на несколько дней.
— Езжай, Кать, я теперь в порядке, а они там одни. Их успокоить надо, дела бытовые решить. И отправь их, бога ради, в Италию. Езжай, Катюш, хоть переключишься, отдохнешь от больницы и меня капризной.
Катька посопротивлялась, скорее для порядка, без искры и напора, и уехала, перепоручив Дашку медсестрам и санитарке, другой, менее болтливой.
А Дарья нашла себе убежище от боли и скорби по погибшим. Она перебирала, как драгоценности в шкатулке, воспоминания. Закрывала глаза и погружалась в них, как в теплое, ласковое море, когда уплываешь далеко-далеко от берега, ложишься на спину, раскинув руки-ноги, расслабляешься телом и позволяешь легким волнам качать тебя в своей колыбели.
Она так ярко, так подробно их видела, до самой крошечной детальки, до сопровождающих запахов, ощущений, звуков, проживания тех чувств и эмоций.
Сбегала из настоящего, исцеляясь одновременно.
Мама и Марио встретили их в аэропорту, пробыли с ними три дня на вилле и уехали по своим рабочим делам, оставив их троих на попечении Марии, экономки и кухарки в одном лице.
Девчонки кайфовали, ленились, немного сибаритствовали под теплым итальянским солнышком, задвинув суету куда подальше, до Москвы.
— Даша, — позвонила ей бабушка, — мы с Лидой опять потеряли где-то телефон моей парикмахерши. У тебя он есть, я помню, найди, пожалуйста.
— Причипуриться решили?
— Космы поотрастали, седина светится, надо порядок навести, — объяснила бабушка Надя.
— Сейчас найду, перезвоню. Целую!
Она переставила симку в телефоне и только полезла в записную книжку, как он запел мелодией вызова у нее в руке.
«Вот же! И здесь достали» — с досадой подумала Дашка.