Последние отзывы

  33  

Он цокнул языком, посмотрел не на меня, а на Проповедника и глухо сказал:

— Всё решено. Я уже говорил, что менять Братство на Орден, Церковь или княжескую милость не буду. Из двух зол, как говорится, выбирать приходится меньшее.

— Приятно слышать, — сказал я, вставая с земли. — Рад, что ты мыслишь позитивно и понимаешь — в одиночку тебе будет хуже, чем со мной. Пора в дорогу. Позавтракаем в сёдлах.

Мы ехали до полудня, через поля, на которых уже собрали рожь, под ясным, готовящимся к скорой осени небом и палящим солнцем. Проповедник восседал на крупе моей лошади, хотя не нуждался в подобном способе передвижения. Он всё утро молчал, и его молчание выражало высочайшую степень неодобрения. Я подозревал, что всё дело в этой авантюре, поэтому в какой-то момент не выдержал и произнёс:

— Давай, мой друг. Скажи, что я неправ.

— Ты неправ, — тут же откликнулся он. — Карла ты выручал гораздо чаще, чем он тебя. Долгов на тебе нет.

— Это ты так считаешь. Впрочем, меня интересовало несколько иное. Что ты узнал о Хартвиге?

Последний тут же повернул голову в мою сторону и напрягся. Проповедник молчал так долго, что я уже начал думать, что он меня игнорирует. Но он всё-таки ответил. Осторожно, словно ходил по тончайшему льду:

— Людвиг, я искренне считаю, что тебе некоторых вещей лучше не знать.

— Это почему же?! — тут же откликнулся Хартвиг.

— Он, знаешь ли, крайне совестливая натура, хотя на первый взгляд так не кажется, — откликнулся Проповедник. — Тут же пожалеет, что связался с тобой.

— Я ничего дурного не сделал!

— Болтай дальше, — попросил я старого пеликана. Тот вздохнул и нехотя ответил:

— Твой спутник, Людвиг, до последнего месяца работал картографом при городском земельном совете. Но, как оказалось, у него есть маленькая слабость: по всем христианским законам он с чего-то решил, что за помощь ближнему своему ему воздастся.

— И в чём выражалась эта помощь? — Я посмотрел на Хартвига.

— Я умею снимать с людей тёмные грехи, — ответил тот.

— Свершилось чудо, — пробормотал я. — Очень большое преступление. Обычно прощением грехов занимаются исповедники.

— Ты не слушаешь, — поморщился тот. — Не прощение грехов, а полное снятие. Исповедники облегчают совесть, но не стирают с души тёмные пятна. А я это делаю. Что?

Он увидел, как моё лицо окаменело, а губы Проповедника скривились, словно ему предложили съесть какую-то падаль.

— И давно у тебя… такие способности? — мягко поинтересовался я.

— Я стал видеть души и уметь их исцелять на это Благовещение, после того как меня ударило молнией. — Он расстегнул ворот своей чёрной рубахи, и я увидел след от страшного ожога.

— Лучше бы она тебя убила, приятель, — посмотрел я на него с сочувствием.

— Даже не буду спрашивать, почему ты это сказал.

— А я всё же отвечу. Ты представляешь угрозу для этого мира, и я не слишком понимаю, почему тебя не прикончили сразу.

— Его взяли люди маркграфа Валентина Красивого, — обмолвился Проповедник. — Ходят слухи, что его милость ещё тот грешник, и сковородка в аду для него не только приготовлена, но смазана маслом и хорошенько подогрета. Как говорится, скворчит и ждёт.

— Понимаю, — протянул я. — Его милость решил облегчить свою страдающую душу от пары-тройки грехов, чтобы его пропустили через райские врата. Что же. Очень разумно с его стороны позаботиться об этом, но крайне глупо выбрать исполнителей-идиотов, которые перепугались собственной тени настолько, что вытащили тебя из надёжной камеры и перепрятали в монастырь.

— Что ты делаешь? — Хартвиг увидел, как я разворачиваю лошадь.

— Спасаю твою шкуру. Забудь о Богежоме.

— А я ведь говорил, что тебе лучше не знать! — ехидно произнёс Проповедник, обращаясь ко мне. — Ты разве не слышал, Хартвиг, что у Людвига есть столь интересное свойство души, как совесть? Он не собирается везти тебя на жертвенное заклание.

— Да почему, чёрт вас подери?! — вскричал тот.

Я направил лошадь к нему, подъехал практически вплотную и сказал:

— Потому что ты опасен. Для Братства, для Церкви, для всех, кто получает власть с помощью душ и чудес. Да о чём я с тобой разговариваю! Ты, как видно, полный идиот, не видавший в своей жизни ничего, кроме карт Фирвальдена, раз решил рассказать людям о своих способностях!

Он не сопротивлялся и не спорил. Кажется, до Хартвига начало доходить, что ситуация гораздо более серьёзная, чем ему представлялось. Он хмурился, молчал, но мне не перечил и с разговорами в дороге не лез, за что я был ему очень благодарен.

  33