очень нудно 
45 
Дубовая роща рядом с дорогой смердела смертью. Воду из вытекающего из-под деревьев ручейка я бы не осмелился пить даже под угрозой расстрела. Судя по множеству белых тряпочек, накрученных на нижние ветви деревьев, это место являлось объектом паломничества.
— Кто из святых был здесь? — поинтересовался я.
— Пётр, — неохотно ответил Кавальери. — Но это не спасает от болезни. Здесь я вас оставлю.
— Это неразумно, синьор, — возразил я. — Я не вижу тех, кто там лежит, но прекрасно их чувствую. Им святость места не помогла. Да оно теперь и не похоже на святыню.
— Я задержусь ненадолго. Где-то здесь остался мой брат. Раньше я был связан клятвой герцогу, теперь же ничто не мешает мне найти его тело.
— Сейчас ночь, вам ничего не разглядеть.
— Боюсь, что до утра я ждать не могу. До города осталось недалеко, вам лучше всего въезжать через Розовые ворота. Это прямо, мимо старых чумных ям, а за сгоревшей мельницей поверните налево.
— Благодарю вас за помощь и компанию, — искренне сказал я. — Надеюсь, что вы сумеете преодолеть болезнь, и очень сожалею, что ничем не могу вам помочь.
Он вежливо улыбнулся:
— Прощайте и берегите себя, синьор Людвиг, — а затем, натянув повязку на нос, направил лошадь к дубам.
Мне не понадобилось много времени, чтобы понять, что набаты бьют лишь в двух церквях из тех двадцати девяти, что располагались в городской черте. На Санта-Марии-сопра-Авене и Санта-Марии-делла-Налетте, в юго-восточной, самой богатой части города, вытянувшейся вдоль правого рукава Месолы, гремела бронза, а во всех остальных районах стояла гнетущая тишина. То ли звонарям не было никакого дела до приказа кардинала, то ли они давно умерли или бежали из города.
Конь шёл с большой неохотой, упрямился, косился на тянущуюся справа от меня городскую стену. Его пугали тяжёлый запах мертвечины и гул колоколов. Вокруг витали такие миазмы, что даже в середине лета, в самую жару, на поле боя через неделю после сражения, я не ощущал ничего похожего. Глаза слезились, желудок, несмотря на то что я всегда считал его железным, бунтовал, и к горлу то и дело подкатывал липкий комок тошноты. Солезино превратился в разверзнутый склеп, и я бы многое дал, чтобы оказаться как можно дальше отсюда. Уже достаточно давно я снял шейный платок, повязал его на лицо, закрывая нос и рот, но стало не намного легче.
В отличие от меня, Пугалу здесь явно нравилось. Оно приободрилось и ковыляло впереди, вот-вот собираясь пуститься в пляс. Я знал, что оно чувствует и какие желания его обуревают. Несколько мгновений мы смотрели друг другу в глаза, затем я негромко сказал:
— Сейчас многие умирают, но это не значит, что тебе есть до них дело. Они не твоя забава, и я бы расстроился, если бы ты решил питаться их болью.
Оно тут же помрачнело, словно солнце во время затмения, хотя лыбиться не перестало. Улыбка у Пугала столь же опасная штука, как его серп. Некоторых она должна была пугать до потери пульса. Я немного прикинул и нашёл компромисс:
— Синьор Ланцо сказал, что ещё не всех убийц, насильников и мародёров забрала болезнь. Я знаю, тебе нужна свежая кровь, иначе рано или поздно ты сорвёшься, и от этого всем нам будет только хуже. Так что не вижу причин сдерживать твой серп в тех случаях, если ты встретишь настоящих шакалов и гиен. Но пообещай мне, что будешь умерен и не станешь рубить всех жителей направо и налево.
Оно поспешно кивнуло, опасаясь, что я передумаю.
Имею ли я право спускать его с поводка? Проповедник сказал бы, что нет. Но он пока далеко, так что некому бередить мою совесть. К тому же я не видел трагедии в смерти существ, которых по ошибке сочли людьми.
— Я направляюсь в палаццо кардинала, и, если ничего не изменилось, там будут другие стражи. Постарайся не попадаться им на глаза. Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь из вас пострадал.
Пугало выслушало, снова кивнуло, и наши дороги разошлись. Оно потопало в сторону догорающих развалин пригорода и кварталов бедняков. Ветер сейчас как раздул оттуда, пролетая над левым рукавом Месолы, узким и порожистым, вливающимся в морской залив с юго-запада, и приносил запах гари, золы и едкого дыма, которые хоть немного сглаживали смрад смерти.
Поле, находящееся за городскими стенами, превратилось в огромное кладбище. В первые дни эпидемии жители копали братские могилы, теперь же, когда стало не до этого, трупы сваливали в небольшие ямы или просто-напросто в кучу, у леса, как можно дальше от стен.
45 
