очень нудно 
60 
— Эк тебя перекосило! Нервный ты какой-то. Сразу видно, что в армии не служил.
— Я бы не смог, — честно признался Зыков.
— Не сможешь — в джунглях не выживешь, — пожал плечами продавец. — Мотай на ус, Маугли: не сожрешь ты — сожрут тебя. Закон джунглей, мать его так.
— Ты едешь в Управление? — изумился Колюня. — Сейчас? С чего это вдруг? У нас в Рузаевке работы невпроворот.
— Мне надо допросить Пасюка, — объяснила Червячук.
— Так срочно?
— У меня есть для этого серьезные основания.
Чупрун с интересом изучал странные трансформации, происходящие с лицом Нержавеющей Мани. Марина Александровна то краснела, то бледнела, то покрывалась красными пятнами. Впервые за пять лет сотрудничества на лице майора Червячук отражалось нечто похожее на нормальные человеческие чувства.
— А что ж ты вчера от него сбежала? — спросил Колюня.
— Я что, обязана давать тебе отчет?
— Да в общем-то нет. Просто интересно.
— Ничего интересного. Почувствовала себя нехорошо — вот и все. Видно, съела что-то не то. Так ты справишься без меня?
— Я-то справлюсь, — хмыкнул Колюня. — А ты, часом, не влюбилась? Вот была бы катастрофа! Майор милиции сходит с ума по уголовнику. По торговцу оружием, убийце и бабнику. Кстати, знаешь, где мы его взяли? В постели Агнессы Деникиной, налоговой инспекторши. Тепленьким с нее сняли. Ты ведь, кажется, знакома с Агнессой?
— Прекрати! Как ты смеешь! — Марина изо всех сил грохнула кулаком по красному дереву генеральского письменного стола и, болезненно сморщившись, схватилась за ушибленную руку. Ее лицо приобрело цвет перезревшего помидора.
«Твою мать, а ведь и вправду влюбилась, — изумленно подумал Чупрун. — Вот это номер! Полковнику расскажу — не поверит! И главное в кого — в убийцу из синяевской мафии. Сам черт не разберет этих баб!»
— Так я пойду? — сказала Червячук.
В голосе Нержавеющей Мани впервые в жизни звучали жалобно-просительные нотки.
— Иди, конечно, иди, — понимающе усмехнулся Колюня. — Допрос подозреваемого — дело святое. Я уж как-нибудь справлюсь без тебя.
— Вы что, мужики, там же очередь! — ворвавшись в подсобку, возмущенно воскликнула Регина. — Кто-то ведь должен торговать. Глеб, вернись в торговый зал.
— И пропустить такое зрелище? — отмахнулся от директорши Бычков. — Пусть Шайба торгует.
— Она считать не умеет, — возразила Регина.
— Вот заодно и поучится.
— Почему я? — заныла Шайба. — Я тоже хочу посмотреть.
— А кто деньги из общака воровал? Тебя вообще к смерти приговорили.
— Не пойду, — упрямо заявила уборщица.
— А если в морду? — вскинул брови Глеб.
— Да ладно, черт с ней. — Регина поняла, что спорить бесполезно. — Пусть он глотает поскорей эту чертову крысу, а то возмущенные покупатели магазин разнесут.
Андреич услужливо пододвинул Железному Дровосеку банку с Лючией.
— Ну-ка покажи нам вьетнамский спецназ, — подбодрил он грузчика.
Столпившиеся в подсобке работники ТОО «Лотос» затаили дыхание.
Толстые пожелтевшие от табака пальцы грузчика ловко зацепили Лючию за хвост и подняли высоко в воздух. Крысеныш трепыхался и попискивал, бестолково перебирая лапами.
«Неужели действительно сожрет?» — с ужасом подумал Денис.
Ему было до боли жаль симпатичную юную крыску с романтичным итальянским именем.
Железный Дровосек задрал голову и широко разинул рот. В этот момент Зыков понял, почему ему дали это прозвище.
Во рту прошедшего через зону строгого режима грузчика осталось всего три зуба — железных зуба. Два закованных в нержавеющую сталь резца располагались по бокам верхней челюсти, а третий зуб гордо торчал в середине нижней челюсти, одинокий и загадочный, как дольмен на скошенном пшеничном поле.
Вьетнамский спецназ не соврал. Испуганный крысеныш, спутав луженую глотку Железного Дровосека с уютной спасительной норой рванулся было внутрь, отчаянно цепляясь когтями за небо и язык, но то ли Лючия почувствовала подвох, то ли застряло в «норе» раскормленное Андреичем туловище, — как часто бывает с идеально продуманными планами, что-то не сработало. Крыска попыталась дать задний ход, но было уже поздно.
Стальные челюсти сомкнулись с холодной безжалостностью взбесившегося гидравлического пресса. Между серебристо сверкающими зубами, как бьющийся в агонии уж, судорожно извивался голый крысиный хвостик.
60 
