27 
— Не знаю пока, — пожала плечами я. — Мало ли что там можно найти? Придётся ориентироваться по ходу дела.
— Но хотя бы в общих чертах ты не могла бы описать то, что собираешься купить? — настаивал Бобчик.
— Да хотя бы строительный отвес, — сказала я. — Привязываешь его к самой обычной верёвке, делаешь на конце верёвки небольшую петлю, надеваешь её на кисть правой руки, фиксируешь отвес и верёвку на запястье кольцом из широкой резинки, прячешь всё это под рукавом — и получаешь "гибкое копьё" — самое настоящее смертельное оружие.
Представь, например, что Фрэнк угрожает тебе пистолетом — а ты совершенно безоружен и вроде бы не опасен. Ты слегка встряхиваешь кистью и отвес оказывается у тебя в пальцах. Мгновенное движение руки — отвес вылетает из неё и ударяет Фрэнка в глаз или в лоб, ты дёргаешь за верёвочку левой рукой, и отвес снова у тебя, готов к следующему броску.
— О, господи, — простонал Бобчик.
— Но с отвесом ещё надо уметь обращаться, — вдохновившись, продолжала я. — Более простой вариант — купить напильник, и остро отточить им половину монетки. Такую монетку легко спрятать, зажав её между указательным и средним пальцами. Тебе потребуется только доля секунды, чтобы незаметным движением перерезать ею какую-либо артерию на руке, на ноге или на шее врага. Двенадцать секунд — и он мёртв.
Вообрази, что злобный мафиози из семьи Джианозо пинает тебя ногами, спрашивая, где находится золото Атауальпы, а ты корчишься и стонешь, прикидываясь "дохлым бараном". Тем временем ты незаметно достаёшь из карманчика в поясе штанов заточенную монетку, чик! — и перерезаешь артерию на внутренней стороне его лодыжки. Кровь бьёт фонтаном, мафиози орёт от ужаса, безуспешно пытаясь её остановить, а ты по-быстрому смываешься с места убийства.
Ещё можно с успехом использовать шило или лезвия для безопасных бритв. Сгибая их особым образом между большим и указательным пальцами, лезвия можно метать на расстояние до пяти метров, целясь в глаза или в шею. И всё, это, заметь, не считается оружием. А если учесть отравляющие вещества и химические бомбы, которые можно сделать из самых простых, продающихся повсюду ингридиентов…
— Хватит! — взмолился Бобчик. — Где ты только набралась всех этих ужасов?
— Если бы твой третий бывший муж тренировал спецназовцев, разведчиков и диверсантов, ты бы ещё не такого набрался, — гордо ответила я. — У него даже курс такой есть — использование предметов обихода и подручных средств в качестве орудия убийства. Более того, можно запросто прикончить человека вообще без использования подручных средств или ядов, и при этом на его теле не останется никаких следов, а патологоанатомы признают смерть от естественных причин.
— Извини, если мой вопрос покажется тебе несколько нескромным, — заметил Бобчик. — Тебе вообще приходилось кого-нибудь убивать?
— Только в мечтах, — сказала я. — И преимущественно издателей. Но ты не можешь отрицать пользу теоретической подготовки.
— Не могу, — вздохнул Бобчик.
— А ты не задумывалась о том, чтобы поменять профессию? — поинтересовалась Адела. — Говорят, киллеры сейчас неплохо зарабатывают.
— Душа не лежит, — ответила я. — Работа муторная и слишком хлопотная, да и подготовка убийства отнимает чересчур много времени. Ты бы стала таскаться за кем-либо по грязному московскому снежку и часами прятаться в подворотнях, выясняя распорядок жертвы?
— Ни за что, — помотала головой подруга. — Очень надо! Пусть этим мужики занимаются!
— Ладно, уговорили. Барахолка, так барахолка, — окончательно сдался Бобчик. — Пусть Псы Войны вооружатся по самые зубы! Только этого нам не хватало для полного счастья.
Бурлящая, как самовар, знаменитая лимская барахолка раскинула свои ряды в ста метрах от президентского дворца. Она благоухала и шумела, резала глаза пёстрыми красками традиционных индейских нарядов и ошеломляла разноцветьем самых невероятных товаров, выставленных на продажу.
Адела подпрыгивала от возбуждения, как юный фокстерьер, которого хозяин держит на коротком поводке. На каждом прилавке ей мерещились древние произведения доколумбова искусства. Ещё немного — и она утрёт нос знаменитым искусствоведам!
Бобчик вздыхал, брезгливо морщился, и старался на всякий случай ни к чему не прикасаться.
— Может, разделимся, — предложила я. — Поскольку нас интересуют совершенно несхожие вещи, мы будем только мешать друг другу.
27 
