— Так значит мой характер будет меняться каждые десять дней?
— Приблизительно.
— Но это чудовищно!
— Вы ошибаетесь. Любой из ваших коллег подтвердит, что эти превращения совершенно безболезненны.
— И так в течение двух лет?
— Даже больше, если вы пожелаете. А вы, безусловно, сами захотите этого. Обновляя свою натуру, вы увеличиваете свои жизненные возможности. Вы проживете тридцать-тридцать пять жизней в год, тогда как другие вам подобные живут лишь одну, да и то, что это за жизнь!.. К тому же вы хотели убить себя, правда! А люди убивают себя, когда не могут вынести своего положения, самих себя…
— Да.
— Вот я вам и предлагаю перестать быть самим собой. Вы должны быть удовлетворены.
Альберу Пенселе было как то не по себе. «А если я сойду с ума? — думал он. — А если опыт окажется неудачным и я умру?» Умирать ему расхотелось. Но профессор уже встал и сдвинул в сторону замаскированную в стене дверь.
Альбер Пенселе последовал за ним в белое, как молочный магазин, помещение. Там пахло аптекой и жженой резиной. На стенах висели полки, уставленные склянками с разноцветными жидкостями. Посреди комнатм на мраморной стойке теснилась целая армия колб, пробирок, перегонных аппаратов и змеевиков. И на всем этом лабораторном стекле разбивался и дробился оконный свет. В стеклянном пузыре яростно булькала какая-то зеленоватая жидкость с сиреневым отливом.
Фостен Вантр в очках электросварщика наблюдал ва ее кипением.
— Все готово? — спросил профессор Дюпон.
Белый, как стенка, помощник отделился от задника и принес в изъеденных кислотой пальцах крохотную пробирку, заткнутую ватным тампоном. Профессор посмотрел ее на свет и прищелкнул языком:
— Думаю, надо бы немного разбавить. Ну, увидим по результату. Регистрационный номер 14, спустите брюки, друг мой. Повернитесь ко мне спиной. Не напрягайтесь.
Альбер Пенселе, носом в стенку, подставил свой голый зад под неизвестную хирургическую операцию. По лицу его крупными каплями стекал пот. Сзади, за спиной, позвякивали неизвестные инструменты. Звон иголки, падающей в металлическую коробку, вздох вытаскиваемой пробки, жалобное всхлипывание крана. Потом приближающиеся шаги. Горячее дыхание в затылок. Запах юфти. Осторожное касание влажного комка ваты. Он закрыл глаза. Сжал челюсти, готовясь к раздирающей боли. Легкий укол в ягодицу заставил его вздрогнуть. Он ожидал продолжения.
— Все! — сказал Отто Дюпон. — Вы свободны.
— А?..
— Вы ожидали, что я вас на кол посажу, что ли? Через десять-пятнадцать минут вы почувствуете эффект. Вы смените индивидуальность, как змея кожу. Вы обретете волю, трезвость рассудка и веру в себя, которых вам так не хватало.
— Благодарю вас, — сказал Альбер Пенселе.
Он осторожно выпрямился, привел в порядок одежду и в сопровождении Фостена Вантра покинул комнату.
По парку Альбер Пенселе шел очень медленно, наблюдая за рождением в себе новой личности. Подобно беременной женщине, он старательно избегал резких движений, боясь оступиться или упасть, чтобы как-нибудь ненароком не уничтожить новое существо, которое росло в нем. Чувствует ли он что-нибудь? Нет, пока ничего. А сейчас? По-прежнему ничого. Может быть, только легкое головокружение, слабую тошноту, страх, радостное ожидание рождения. Кем станет он завтра? Через час? Ощутит ли переход? Пожалеет ли о своем прошлом? О самом себе?
Чем больше он размышлял, тем грустнее ему становилось. Ему казалось, что он присутствует на проводах: уезжает его лучший друг, уезжает навсегда; друг со множеством недостатков, ничтожный и безвольный, не очень добрый, не совсем искренний, но все равно — славный парень. Он думал о старой одежде, поношенной, привычной, с которой так трудно расстаться, он думал о тихом очаровании грязных пригородов, которое не покидает вас до конца жизни. Он растроганно думал о своей судьбе. Он оплакивал собственную гибель. Лучше было умереть, чем становиться кем-то другим. И для чего все это, господи? Жалкие деньги, отдых на свежем воздухе? И это плата за измену? А если он не захочет меняться? Если он предпочтет остаться самим собой?
Легкое жжение в ягодице вернуло его к действительности. Он повернул к Фостену Вантру искаженное гневом и решимостью лицо:
— Вы, вакцинный повар, меня накололи! — закричал он. — Но я вас предупреждаю, что завтра же оставлю эту лавочку! Я донесу полиции о вашей торговле экспериментальным мясом! Я засажу вас обоих, вас и вашего милейшего Отто, пока вы меня не изрешетили! И нечего скалиться, а то дух выпущу!