очень нудно 
210 
– Я такого не помню… Аттестация хорошая, – говорил Николай, – но надо же знать, откуда он взялся, этот князь Чичикадзе?
Было велено свериться – кто таков? Поиски ни к чему не привели: по армии, гвардии и запасу Чичикадзе не числилось. Департамент герольдии прислал справку: есть Чивадзе, Чикваидзе, Чиквиладзе, Чикоидзе, Чиладзе, Чинчиладзе… а Чичикадзе нету!
– Вот видите, – сказал царь, и перо в руке его опустилось. – Кого награждать? Хорошо, что проверили… У меня ведь память отличная: я такого не помню. Объявите же по империи розыск этого бравого молодца!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Черта с два его разыщешь! Чичикадзе превратился уже в не менее доблестного графа Адлерберга, и вагон первого класса катил его сейчас на юг потрясенной империи. Развалясь на плюшевом диване, граф Адлерберг щупал свой череп пальцами и говорил мрачно:
– Безобразие! Довели мать-Россию до аборта конституции…
И никто с ним не спорил, ибо вагон (повторяем) был первого класса. Одна дама из соседнего салона выразила желание познакомиться с графом, о котором она так много слышала, и Адлерберг, не страшась свидания, бодро скинул ноги с дивана. Попутчик по купе заметил, что на руке молодого графа не хватает двух пальцев.
– Где потеряли пальцы, граф? – спросил он с любопытством.
– Потерял я их в лихой рубке…
Вот и Казань; здесь граф Адлерберг долго не задерживался. В магазине Рора-Щетинкина, на Воскресенской улице, за пять рублей он купил себе роскошные аксельбанты генерал-адъютанта его императорского величества. К набору орденов на его груди прибавился еще один – непонятно какой, но весьма внушительный. Выйдя от Рора-Щетинкина, генерал-адъютант незамедлительно взял извозчика.
– На Суконную, – сказал кучеру, – в Каргопольские казармы… Ах, Казань, Казань, – вздыхал всю дорогу, – как ты мила моему сердцу! Здесь впервые я вкусил твоих сладостей…
Приехав на Суконную, он повелел дежурному по казармам:
– Где командиры полков? Постройте солдат.
– Простите, с кем имею честь?
– Князь Волконский, – назвался граф Адлерберг. – Могли бы и сами догадаться, что перед вами генерал-адъютант…
Прибежали взволнованные обер-офицеры:
– Командир двести тридцать шестого Лаишевского полка!
– Командир Ветлужского полка!
Князь Волконский устроил парад войск, гремела музыка.
– Государь император, – прокричал генерал-адъютант, – послал меня к вам, высочайше повелеть соизволив, дабы я объявил вам, солдаты, его сердечную благодарность за вашу неутомимую борьбу с шайкой казанских социал-демократов… Уррра-а!
На выходе из казарм, прослышав о появлении высокого гостя, князя Волконского встречали сам председатель казанских монархистов Баратынский, городской голова Попрядухин и ученый мулла Абдул-Гамид Апанаев. Волконскому была тут же поднесена на богатом блюде хлеб-соль, которая и была милостиво принята.
Из колясок, выставив букеты шляп, взирали дамы.
– Последуем же, – сказал Волконский в сторону дам, – примеру Минина и Пожарского, которые здесь, отсюда, от этих самых казарм, повели народ спасать отечество от самозванцев…
Дамы позвонили казанскому губернатору Рейнботу о том, что появился у нас и прочее… Рейнбот, человек солидный, полковник Генерального штаба, начал крепко думать:
«Уж не самозванец ли какой? Князь Волконский… Волконский? Но, пардон, я такого генерал-адъютанта не знаю. Может, недавно назначен? На всякий случай, пусть он не замедлит явиться ко мне для представления…»
Оглядевшись вокруг, князь Волконский закинул «хлеб-соль» через забор, и теперь Рейнбот мог его искать хоть со свечкой. Князя Волконского тут же не стало: он превратился уже в близкого друга царя, князя Валентина Долгорукого (без громких титулов он не мог обходиться)… На забитых путях вокзала разыскал эшелон.
– Вы куда, господа, направляетесь? – спросил грозно.
– В Тифлис! Для подавления мятежа…
– Имею точные сведения; с Тифлисом уже покончено. Кто начальник эшелона? Ах, это вы, полковник… очень приятно. Высочайше уполномочен подавить смуты в Уренской губернии, отныне будете исполнять мои приказы… Освобождайте пути – едем!
Как свидетельствует хроника того времени, капитан «был встречен офицерами эшелона с полным вниманием, какого заслуживали его высокие заслуги». Действовал он решительно, по вдохновению свыше.
Вот его точные исторические слова:
210 
