очень нудно 
44 
У Мэри-Линетт руки сжались в кулаки.
Марк вцепился в Джейд; та слегка оттолкнула его локтем и нахмурилась:
— Возможно, так и вправду будет лучше.
— И не подумаю тебя оставить.
Ровена закусила губу.
— Марк…
— И не подумаю! И не надо меня защищать. Он не дурак. Рано или поздно он сам поймет, что мы знаем о Царстве Ночи.
Ровена невольно затаила дыхание. Кестрель сохраняла самообладание, но все ее мышцы напряглись, будто она вновь приготовилась к сражению. Глаза Джейд наполнились серебром, Мэри-Линетт сидела очень тихо.
Все смотрели на Эша. Но тот лишь закатил глаза.
— Я знаю об этом, — сказал он с невероятным терпением. — Я хочу вышвырнуть тебя отсюда, дурень ты несчастный, прежде чем обнаружу, сколько ты знаешь.
Сестры уставились на Эша. Мэри-Линетт открыла было рот, но не нашлась что сказать.
— Я думал, ты не любишь людей, — сказал Марк.
— Не люблю. Я их ненавижу, — бодро заявил Эш.
— Тогда почему ты хочешь меня отпустить?
— Потому что, если я тебя убью, мне придется убить и твою сестру, — сообщил ему Эш с любезной плотоядной улыбкой.
— Ну и что? Почему ты ее жалеешь? Она же тебя ударила.
Эш сконфузился и не сразу ответил:
— Это так, но я могу изменить свои намерения в любую минуту.
— Нет, постой, — сказала Джейд. Она сидела, поджав под себя ноги, и свирепо глядела на брата. — Все это подозрительно. Почему это ты вдруг стал беспокоиться о смертных?
Эш ничего не ответил. Он с ожесточением глядел на огонь в камине.
И никто другой, как Ровена тихо произнесла:
— Потому что они духовные супруги.
Наступило молчание. Затем — взрыв восклицаний:
— Они — кто?! Ты имеешь в виду, как я с Джейд?
— Ох, Эш, вот это номер! Видел бы все это наш отец!
— Я не виновата, — сказала Мэри-Линетт. Все обернулись к ней, и ей на глаза навернулись слезы.
Протянув мимо Кестрель руку, Ровена положила ее на плечо Мэри-Линетт.
— Ты думаешь, что это на самом деле правда? — спросил Марк, переводя взгляд с Мэри-Линетт на Эша.
— Да. Думаю, правда. И я не знаю, что со всем этим делать, — ответила Мэри-Линетт, едва сдерживая слезы.
— Это правда, — угрюмо сказал Эш. — Но это не значит, что мы должны что-то с этим делать.
— О да, в этом ты прав! — воскликнула Мэри-Линетт, обрадовавшись, что опять рассердилась.
— Итак, собирайте свои игрушки и марш домой, — скомандовал Эш сестрам. — Забудем обо всем. Будем считать, что ничего не было.
Наблюдая за ним, Ровена слегка покачала головой. В ее глазах стояли слезы, но она улыбалась.
— Вот уж никогда не думала, что услышу от тебя нечто подобное. Ты так изменился… просто не верится.
— Мне самому не верится, — мрачно пробормотал Эш. — Может, это сон.
— Но теперь тебе придется признать, что обычные люди — это не отребье. Разве ты можешь быть духовным супругом какого-то отребья?
— Хорошо. Все замечательно. Люди — великолепны. В этом мы единодушны, а теперь — пора домой.
— Когда мы были маленькими, ты был такой, каким я вижу тебя сейчас, — сказала Ровена, — а потом вдруг стал вести себя так, будто ты лучше всех. Я всегда знала, что многое в тебе — просто поза, за которой скрывается страх. И всегда была уверена, что на самом деле ты и сам не веришь в ту мерзкую чепуху, которую несешь. Где-то глубоко внутри ты все тот же славный малыш, Эш.
Впервые за весь вечер на лице у Эша вспыхнула улыбка.
— Не будь так уверена.
Мэри-Линетт становилось не по себе, пока она слушала все это, и, чтобы не выдать своего волнения, она обратилась к Ровене:
— Не думаю, что тетушка Опал была бы того же мнения.
Эш приподнялся.
— Кстати, а где эта старая карга? Мне нужно с ней поговорить, прежде чем мы уедем.
Казалось, что это молчание никогда не кончится.
— Эш… разве ты не знаешь? — спросила Ровена.
— Конечно, он знает. Десять против одного, что он сам это сделал, — сказала Кестрель.
— О чем это я должен знать? — спросил Эш, с каждой секундой теряя терпение.
— Твоя тетя умерла, — объяснил ему Марк.
— Кто-то убил ее колом, — добавила Джейд.
Эш обвел взглядом комнату. Похоже было, что он считает все это глупой шуткой.
«О господи, — глядя на него, подумала Мэри-Линетт, — когда он напуган и смущен, вот как сейчас, то выглядит таким юным и беспомощным, таким ранимым. Почти как человек».
44 
