очень нудно 
165 
– Клюгенау? – удивился он и надолго приник ухом к полу.
Голоса:
– …И если я, и если мне…
– Не надо так говорить. Вы святая…
– Мне так тяжко сейчас…
– Положитесь на меня…
Карабанов поднялся с колен, машинально отряхнул пыль с чикчир. Так вот оно что! – Клюгенау, а не он теперь слушает ее. Что ж, очевидно, она права. Да и что он такое? Пришел разбойником, Ванькой-ключником, заговорил ей зубы, показал свое ерничество да мужское грубое ухарство и ушел опять, словно говоря на прощание: знай наших, вот мы какие добры молодцы!
– И отчего я такой… – Хотел сказать «глупый», но раздумал и сказал другое: – Неприкаянный?
Карабанов отоспался в своем закутке и вышел во двор. Коса смерти, снова придя в движение, лихо гуляла над головами баязетцев. Пули и «жеребья» бороздили воздух, разрывали его в полете, полосовали, резали – он весь был иссечен ими, словно спина солдата после шпицрутенов.
– Вот, – сказал юнкер Евдокимов, пряча в карман карандашик, – я сейчас подсчитал, что опасность быть убитым в прекрасном Баязете исчисляется для каждого человека в три тысячи четыреста восемьдесят два раза. Это при условии, что турки в среднем выпускают ежечасно… знаете, сколько пуль?
– Бросьте вы это, юнкер! Охота вам заводить покойницкую бухгалтерию.
Штоквиц вечером созвал офицерское совещание.
– И вот, господа, по какому вопросу, – сказал он, лаская по привычке своего любимца котенка. – Среди кое-кого из гарнизона я замечаю намерение открыть ворота крепости, чтобы произвести вылазку особого отряда… Если это так, прошу высказаться без обиняков!
Он помолчал и хмуро заключил:
– Сегодня я отметил в гарнизоне несколько попыток людей удовлетворить жажду мочой. Они, понятно, стыдятся признаться мне в этом, но я ведь не дурак и понимаю. Винить их за это нельзя. Люди ослабели и падают с ног. Вши, грязь, чирьи… Я вас спрашиваю, господа офицеры: можно ли при таком положении осуществить сей рискованный замысел с вылазкой?
– Можно, – сказал Ватнин и приударил шашкой об землю.
– Вполне, – добавил Потресов.
– Необходимо, – подсказал Клюгенау.
– И чтобы – завтра же! – закончил Ватнин.
– Пока у людишек еще силенка осталась.
– Второй вопрос, – сказал Штоквиц. – Как мы поступим в выборе людей для вылазки: назначением или по охоте?
– Силком убиваться никто не хочет, – за всех ответил Ватнин. – Пущай люди сами свою охоту заявят. Втолкуем им только задачу пояснее, для чего и как поступать следоваит…
– Хорошо, – согласился Штоквиц, давая котенку кусать палец. – Хотелось, чтобы и его сиятельство господин воинский начальник всего пашалыка высказал нам свое высокое мнение.
Исмаил-хан Нахичеванский заскучал.
– Буюр, – согласился он. – Я много думал. Вчера думал, сегодня думал. Если они из крепости выскочат, зачем им тогда возвращаться в крепость обратно?
– Ваше сиятельство, не томите нас. Мы не так много думали, как вы, и нам трудно догадаться.
– Переписать! – гаркнул Исмаил-хан. – Всех переписать, и тогда они не посмеют разбежаться…
– Благодарю вас, хан, – серьезно ответил комендант. – Вы, как всегда, правы, и мы учтем ваше пожелание… Итак, господа, надеюсь, вам все ясно? Очень хорошо.
Исмаил-хан не сводил с котенка ласковых глаз.
– Люблю кисок, – сказал он Штоквицу. – Мя-гонькие такие…
Но комендант сухо откланялся, не давая себе труда понимать этот намек, идущий к его сердцу прямо от сиятельного желудка хана Нахичеванского.
Клюгенау вышел во двор и сразу же окунулся в чернильную темноту южной ночи. Откуда-то еще постреливали, но уже слабо. В сводчатом коридоре он наткнулся на солдата, сидевшего на корточках, обняв винтовку и прижавшись спиною к стене. Барон похлопал его по плечу:
– Эй, братец, не спать… Здесь не место!
Солдат не проснулся, и Клюгенау с удивлением заметил, что он мертв: не убит и не ранен, а просто умер, может быть, будучи уже не в силах вынести напряжение борьбы, голода и жажды. Клюгенау посветил на него спичкой и, заметив массу вшей, ползавших по одежде мертвеца, брезгливо отпустил его плечо. Прапорщик направился к себе, всю дорогу раздумывая о том, что солдат не убит и не ранен – он просто умер, и эта естественная смерть казалась ужаснее смерти от ятагана или пули.
– Люди начинают умирать, – сказал он Сивицкому. – Вода с каждым днем становится все отвратнее и заразней. Готовьтесь, любезный Александр Борисович, встретить зеленую красотку, которая любит путешествовать с войсками и которая имеет такое звучное имя – дизентерия…
165 
