очень нудно 
35 
Понемногу люди пригляделись к Баязету внимательнее. Лица город не имел, – во всяком случае, так казалось многим поначалу. Но оно было.
Близость границы, загороженной редкими кордонами, мстительные кровавые нравы, подогретые проповедями имамов о том, что война с гяурами нужна аллаху, междоусобная резня, при которой вспарываются животы грудным младенцам, и, наконец, поставленный ребром динар контрабандиста – все это отпечатлелось на облике города. Даже дома в нем лепились по крутым карнизам, ибо главной заботой баязетца было сделать свой дом неприступным, чтобы отсидеться с семейством в осаде.
А между кривых и грязных улиц кисли вонючие канавы, заваленные червивой падалью, узкие окошки гаремов были выведены на задние дворы, где чахли жалкие деревца, и оттуда по вечерам доносились завывания зурны и монотонные песни тоскующих затворниц.
В Баязете еще ходили старинные русские четвертаки и полтины, турецкие же деньги наполовину были фальшивыми – вещественные доказательства былых войн России с Турцией и полной финансовой разрухи в Блистательной Порте. Медная монета у турок была перечеканена тоже из русских пятаков и копеек: профиль Екатерины II отчетливо проглядывал из-под вензеля султана Абдул-Меджида. Однако солдаты быстро научились считать на куруши (пиастры) и туманы, хотя объяснить падение курса русского рубля они все же не могли.
– Вишь ты, народец какой бедный, – рассуждали в гарнизоне. – За мой-то рубль даже сполна заплатить не может. Двадцать пиастров и отвалил всего. Да и откуда им взять-то, голодранцам! Земли не пашут, одною войной и живут, нехристи…
Сажень дров в Баязете стоила двадцать—тридцать рублей. Женщина стоила гораздо дешевле. И совсем за бесценок шла на рынке жизни и смерти кровь человеческая!..
Уже на второй день по вступлении в крепость полковник Хвощинский велел устроить прием для знатных жителей города. Баязетский паша успел все-таки вывезти свой гарем, но бежал столь поспешно, что оставил в городе несколько красивых мальчиков, без которых не может обходиться богатый турок. Не успели бежать, помимо купцов и духовенства, даже некоторые султанские чиновники: мудир – начальник полиции, каймакам – глава уезда и мюльтезим – сборщик налогов.
Время обеда Никита Семенович назначил на шесть часов вечера. Но, когда офицеры явились в парадный шатер, разбитый перед валом крепости, Клюгенау жестоко высмеял их точность:
– Господа, вы разве настолько голодны? Приезжать к столу в назначенный час – верх бестактности по восточным обычаям. Идите обратно по казармам и возвращайтесь хотя бы через час. Чем важнее гость, тем дольше он должен заставить хозяев поджидать себя…
Чтобы не ударить лицом в грязь, офицеры опоздали на целых полтора часа и опять были первыми. Но вскоре показались и гости, окруженные толпою слуг, которые несли за ними мягкие сиденья, тазы, опахала и неизбежные кальяны. Когда гости прошли в шатер, только тогда – не раньше! – перед ними появился Хвощинский.
В краткой речи он сказал о благородстве целей, которые преследует Россия в этой войне за освобождение болгар, обещал жителям Баязета спокойствие и защиту и закончил речь длинной цитатой из Корана.
– Мы уважаем вашу веру, – сказал он, – но нам непонятно, как вы, мусульмане, свято чтящие Коран, сами же и нарушаете одну из его заповедей. Война противу неверных, как вы нас называете, Кораном запрещена, ибо вы, мусульмане, будучи слабее и малочисленнее христиан, подвергнете тем самым себя и свою веру опасности быть истребленными до конца…
В продолжение своей речи Хвощинский сидел перед турками на стуле, а они слушали его стоя. Мало того: на почетное место, как раз напротив старшего эфенди, он посадил прапорщика Латышева (как смеялись потом, за его отменную скромность). Однако в ответной речи мюльтезим Баязета, неряшливый старик с уродливым шрамом на черепе, сказал примерно следующее:
– Мы, слава аллаху, не напрасно прожили свою жизнь, ибо под старость имеем счастье созерцать тот божественный свет, который исходит от лица прекрасного Хвощин-паши, а это самое большое удовольствие из всех удовольствий, какие могут быть известны правоверному. И – да велик аллах! – на моих глазах сбывается пророчество Магомета: османы будут побеждены христианами, а вскоре затем последует конец вселенной!..
Гостей оделили богатыми подарками (особенно радовали турок русские меха), после чего пригласили к столу. Усаживаясь рядом с кадием, Некрасов спросил его:
35 
