очень нудно 
118 
– Извините, князь, – возразил Кобзев, – но на подобный фокус я не согласен. И мужики тоже не согласятся…
Мышецкий стриганул ножницами воздух перед собой:
– Да как вам не стыдно? Вы же знаете, что это единственная возможность обеспечить людей жильем! Лишнего лесу в губернии не водится… Или вы боитесь?
– Согласен, что лесу нет, – ответил Кобзев. – Но быть под судом за кощунство я не желаю. И вам не советую…
Он ушел, а Мышецкий в растерянности оглядел свой стол, на котором валялись обрезки церковного проекта. В этот момент ему казалось, что он предан. Медленно собрал он клочки чертежа, скомкал их и швырнул под стол.
– Ну и ладно… Лес дам, а там пусть хоть казино строят!
Снова начал теребить Борисяка:
– Слушайте, господин инспектор, мне это уже надоело… Вчера я повернул с полдороги лошадей обратно – невозможно выехать на окраины. Когда вы уничтожите эту заразу на салганах?
– Так что же, прикажете запалить их? – возмутился Бори-сяк. – Они ведь тоже не дураки, салганщики: санитарные меры в удалении от города соблюдены!
– А застрахованы?
– Надо полагать – застрахованы.
– И кем?
– Ну, князь, истинного хозяина салганов вы не доищетесь.
Сергей Яковлевич сказал – прямо в лицо Борисяку:
– Правительство его императорского величества с уважением относится к праву частной собственности и всегда будет стоять на страже частного капитала.
– А тогда – о чем разговор, князь?
Санитарный инспектор повернулся, собираясь уходить.
– Постойте, – задержал его Мышецкий. – Я еще не кончил.
Борисяк остановился, и вице-губернатор договорил, уже не глядя инспектору в глаза:
– И я буду строго преследовать любое нарушение законности. Однако… – Мышецкий выждал с минуту. – Однако я не стану возражать, если эти салганы, как источник заразы в губернии, случайно сгорят от неосторожной искры… Вы меня поняли?
– Но я… – начал было Борисяк.
Сергей Яковлевич поднял ладонь:
– Не надо. У меня с вами никогда не было этого разговора.
Инспектор, слегка побледнев, кивнул. Мышецкий продолжил:
– Человек, имя которого не должно меня интересовать, случайно явится причиной пожара на салганах… Вы отыщете его…
Он мельком глянул на Борисяка и выложил двадцать пять рублей:
– Вот вам деньги, которых я вам никогда не давал, а вы их никогда у меня не брали…
На этом они и расстались. Мышецкий понимал, что на Обираловке найдется много охотников на четвертной билет. Кстати, вспомнив об Обираловке, он вызвал к себе Чиколини и как следует отлаял его, старую бестолочь, за то, что до сих пор продолжается бандитизм на улицах.
Бруно Иванович покаялся, после чего с прискорбием доложил, что околоточный Серый взял у старухи Булдаковой взятку.
– Чем взял? – спросил Сергей Яковлевич.
– Самоваром, – застыдился Чиколини.
Мышецкого даже передернуло:
– Что у него? Чай пить дома не из чего?
– Привычка-с… Что дали – то и взял.
И тяжко вздохнул кандидат правоведения.
– Ладно, – сказал он. – Пусть придет ко мне… Серый!
Серый пришел – здоровенная дубина, под потолок, в шинели по случаю ветра, увешанный регалиями за непорочную службу, которых скопилось на его груди немало.
– А где же самовар? – устало спросил Мышецкий.
Околоточный молчал, только – знай себе – двигал сапожищами да честь отдавал: раз ручкой, два ручкой. А сапожищами – хлоп, еще раз – хлоп!
– Беги за самоваром, сукин ты сын…
Он заставил Серого, не снимая регалий, взять самовар и выйти с ним на площадь перед присутствием.
– Будешь стоять, – велел Мышецкий. – Стой и думай. Ведь это нехорошо: последнее забрал у старухи… Вот и думай!
Серый взял самовар за обе ручки и вышел на площадь. Толпа измывалась над ним, а он все стоял, посверкивая яркой медью, и… думал, наверно? Прикаливало солнышко, люди приходили и уходили. Дворники поливали площадь – забрызгали Серого. Но он даже не пошевелился.
И разбегались от самовара веселые солнечные зайчики…
Мышецкий занимался своими делами. Писал, рассуждал, ругался, мирился, а Серый все стоял на площади как грубое изваяние. После полудня он грохнулся наземь, и, дребезжа по булыжнику, откатился в сторону самовар.
– Что с ним? – удивился Мышецкий.
– Удар, ваше сиятельство.
– Отчего бы это?
– Вечная память, ваше сиятельство…
Чиколини потом, вытирая слезы, принес бумаги: вдова Серого хлопотала о пенсии. Сергей Яковлевич подписал их, просил дело ускорить.
118 
