очень нудно 
35 
Гай Эмилий смотрел на нее с глубокой, почти мучительной печалью, придававшей его темным глазам особую выразительность и красоту, отчего у девушки сладостно защемило сердце.
— Это очень опасно, Ливия, ведь неизвестно, кто и как себя поведет, и потом… твое решение… странное, не по своей сути, а потому что…
Она не дала досказать. Ее голос срывался, а выражение лица было таким, словно, уже падая в бездну, она вдруг умудрилась схватиться за что-то основательное, прочное, как морской канат.
— Еще я подумала: если нам суждено расстаться, то пусть мы познаем друг друга раньше, чем…
И умолкла. Гай улыбнулся; его лицо было полно внутреннего света.
— Так гораздо лучше, Ливилла. Он резко встал и подал ей руку:
— Пойдем, пройдемся немного.
Она поднялась, не глядя на него; ее лицо пылало, но, как показалось Гаю, то была краска вдохновения, а не стыда.
Они пошли вперед и вскоре обнаружили неподвижную пересохшую мертвую речку с берегами, заросшими столетними ивами. Здесь была усеянная мелкими камешками и обломками веток грубая песчаная земля, в которой увязали ноги. Когда Гай, держась за дерево, заглянул вниз, склон медленно пополз, осыпаясь с глухим шумом. Ливия стояла молча — ее охватило ощущение таинственности от ожидания неизвестного. Что теперь будет? Когда она обдумывала этот шаг, ей вовсе не было страшно, но сейчас…
Гай повернулся и смотрел на нее с открытой и, как казалось, беспечной улыбкой. Потом вдруг прочитал хорошо известные ей строки:
Будем жить и любить, моя подруга!
Воркотню стариков ожесточенных
Будем в ломаный грош с тобою ставить!
В небе солнце зайдет и снова вспыхнет,
Нас, лишь светоч погаснет жизни краткой,
Ждет одной беспросветной ночи темень.[6]
— Раньше мне казалось, — сказала Ливия, — за такими стихами спрятался заманчивый мир, в котором мне никогда не жить, мир, прекрасный именно своей отдаленностью.
— Тебе и теперь так кажется?
— Не знаю.
— Мы уже живем в нем. Можно видеть, но не признавать, Ливилла, все зависит только от нас. Постепенно какое-то одно главное чувство становится частью тебя — это может быть разочарованность, надежда или любовь. Было время, когда я жил с постоянным предчувствием потери, проводил дни в поисках смысла будущего…
— А сейчас?
— Сейчас нет. Сейчас для меня существует лишь настоящее.
Ливия стояла, опираясь рукою о шершавый ствол дерева; теперь она прислонилась к нему спиной. Гай не сводил с нее глаз, и она никогда не видела у него такого полного напряженного ожидания взгляда. Ее губы пересохли, сердце громко стучало. Гай сжал плечи Ливий немного крепче, чем хотел, все еще борясь с какими-то внутренними запретами, однако он уже был охвачен исступленным огненным желанием, перед которым оказались бессильными все доводы разума. Его пальцы были горячи, и горячим было тело Ливии под тонкой тканью туники. Гай целовал ее совсем не так, как прежде, страстно и властно, и это было как поток, сметающий все на своем пути. Ливия не заметила, как рассыпались освобожденные от шпилек волосы и пояс змеею скользнул в траву. Она не смела открыть глаза, а между тем Гай бережно и в то же время повелительно опустил девушку на расстеленный плащ и на мгновение застыл: нагота ее невинного тела ослепила взгляд куда больше, чем сияние обнаженных тел мраморных богинь, некогда поразивших его в Греции.
Ливия по-прежнему не открывала глаз; в ее голове не было никаких мыслей, только какой-то дурман: временами ей чудилось, будто она идет по темной комнате, натыкаясь на незнакомые предметы, так были новы и несколько страшны своей откровенностью и неожиданной приятностью прикосновения Гая.
Он все еще был полон иссушавшей, нестерпимой жаждой обладания и сгорал от восторга, утоляя до поры казавшуюся запретной страсть, тогда как Ливия уже вернулась из потаенной комнаты в реальный мир, мир, где есть боль и стыд. Она испытывала неудобство оттого, что плечо упиралось в оказавшийся рядом камень, а волосы смешались с песком, но продолжала обнимать Гая и услышала, словно сквозь сон, как он прошептал, покрывая поцелуями ее лицо:
— Ливилла! Любимая!
Потрясенная до глубины души, она молча смотрела на него, не в силах даже пошевелиться. Итак, это случилось, причем каким-то неожиданным диким образом, в лесу… Внезапно ее разум затопил холодный страх: что теперь будет? Ливия знала, что ей придется за все отвечать самой — перед отцом, богами и людьми.
35 
