очень нудно 
38 
— Там пришел, — она сделала паузу, — тот человек. Ливия поняла. Она вскочила так стремительно, что чуть не упала, поскользнувшись на мраморных плитах.
— Где он?!
— Его проводили в атрий.
— Он спрашивал меня?
— Нет, госпожа, твоего отца.
Ливия кинулась вперед; она сама не знала, что следует делать. Ее одновременно охватили и нетерпение и нерешительность. Она опоздала: Гай Эмилий и отец уже вели беседу, и Ливия не осмелилась показаться им на глаза. Они говорили довольно тихо, и притаившаяся за колонной девушка не разбирала слов. Она уставилась в стену, созерцая внезапно замеченные на ней неровности и трещины и испытывая то мучительное ощущение, когда, уже предчувствуя безжалостную правду, человек все еще цепляется за последние, призрачные надежды.
Прошло несколько минут. Внезапно Ливия услышала отчетливо прозвучавший голос отца:
— Ты не римлянин.
Он вложил в свои слова столько высокомерного презрения и жестокого смысла, что Ливия задрожала, разом поняв: это — конец.
А Гай Эмилий отвечал с юношеской горячностью:
— Да, ты прав, Италия и Рим — не одно и то же! Рим — лишь маленький уголок огромного мира! В других италийский городах люди живут иначе: там нет своры зазнавшихся сенаторов, нет вычурности, показной роскоши, прикрывающей убогость и грязь, нет праздной толпы, там надо работать и можно надеяться только на себя, на свой ум, порядочность и честность, тогда как в Риме все покупается и продается за деньги.
— Что же тогда можно сказать о тебе? — спокойно произнес Марк Ливий. — Ты живешь в том самом презираемом тобою Риме, проматывая отцовское состояние, и сватаешься к девушке, уже обещанной другому!
— Согласен, я не из лучших, до недавнего времени моя жизнь была лишена цели и смысла…
«Зачем ты так говоришь, Гай! — с горечью думала Ливия. — Ведь римлянам, как никому другому, свойственно восхвалять себя и свою доблесть!»
— А теперь ты думаешь, что женитьба на Ливий поможет тебе прочно стать на ноги?
— Нет, поверь, тут нет никакого расчета, просто я люблю твою дочь и не мыслю жизни без нее!
Его слова были пронизаны таким отчаянным, простодушным и искренним счастьем, что на глазах у Ливий выступили слезы.
— А у меня есть расчет, отцовский расчет, — жестко произнес Марк Ливий. — Я знаю, что лучше для моей дочери, поэтому она выйдет замуж за Луция Ребилла.
У Ливий упало сердце. Что было делать? Выбежать и пасть к ногам отца и признаться во всем? И тут ее посетила страшная мысль: если отец не уважает Гая сейчас, что он скажет о нем, узнав правду? Он будет разгневан, уничтожен, убит. Пожалуй, возбудит судебное дело… На нее нахлынуло понимание чудовищности того, что они совершили, и она осталась стоять на месте, словно приросшая к полу.
Те двое, в зале, опять говорили тихо. Потом Марк Ливий громко произнес:
— Я закончил. Теперь уходи.
— Я могу повидаться с Ливией?
— Нет, ты ее не увидишь.
И Ливия опять не сдвинулась с места. А когда наконец вышла из-за колонны, то увидела отца — он сидел в одиночестве на мраморной скамье. Заслышав шаги, повернул голову и на мгновение встретился взглядом с пылающим взором дочери.
— Полагаю, ты знаешь, кто приходил и зачем, — спокойно сказал он.
— Да, отец, — отвечала Ливия, сразу поняв, что не сможет ни в чем признаться.
— Ты встречалась с ним?
— Мы виделись несколько раз… на улице.
— Ты понимаешь, что совершила? Ливия помедлила:
— Нет. Я тоже… люблю его. Вот и все.
Марк Ливий молчал. Его лицо потемнело, взгляд стал тяжелым. Наконец он сказал:
— Хорошо, если об этом не узнает Луций Ребилл! Ты не покинешь дом до самой свадьбы. Не хочу, чтобы о нашей семье ходили сплетни.
— Отец… — голос Ливий дрожал.
— Не желаю слушать! Иди к себе!
Его тон был так суров, что девушка отступила, как отступает усталый путник перед силой жестокой стихии.
Когда она уходила, отец сказал ей в спину (Ливий почудилось, будто его голос на мгновение дрогнул):
— Я не безжалостен, Ливия, просто не хочу губить твою жизнь. Все эти любовные страдания — след змеи на камне: ты поймешь, когда окончательно повзрослеешь. А пока тебе остается слушаться тех, кто старше и мудрее.
Когда девушки ушла, Марк Ливий глубоко задумался. Дочь удивилась бы, если б узнала, что в какой-то миг отца посетило поразившее его самого желание: уступить. Неожиданно явившийся в дом молодой человек в самом деле любил Ливию: это было видно по смятенному выражению его лица, по блеску глаз, по тому, с какой взволнованностью он говорил о своих намерениях. Конечно, Ливия тоже его любила или думала, что любит, — ведь он был хорош собою, куда красивее Луция Ребилла. Но Марк Ливий не мог дать согласия на этот брак, причем по нескольким причинам. Прежде всего, он не представлял, как это дочь увезут неведомо куда: его внуки должны жить в Риме и только в Риме. Но это не было главным. Положение человека с республиканскими взглядами (о том, что Гай Эмилий сочувствует именно республиканцам, Марк Ливий узнал еще во время той памятной стычки на Форуме), без надежных связей не могло считаться безопасным, как бы он ни был богат. Сегодня ты имеешь деньги, рабов, земли, скот, а завтра начинается массовая конфискация в пользу военных или раздоры политических партий доходят до точки, и на тебя охотятся, как на дикого зверя.
38 
