очень нудно 
165 
Оторвавшись от еды, фон Герделер недовольно поморщился: «До чего же он все-таки глуп, этот артиллерист!»
— Я не советую вам, — ответил он спокойно, — читать «Вахт ам Норден». А если хотите, могу рассказать, как один русский танк ворвался на аэродром в Луостари и передавил гусеницами хвостовые оперения у двадцати трех наших «мессершмиттов». Вот это факт!..
Обер-лейтенант допил ликер, пожал плечами:
— Мои противокатерные батареи, правда, находятся в глубоком тылу, и я не имею счастья непосредственно соприкасаться с противником, но мне думается…
— А вам все думается! — заорал подскочивший к ним майор Френк. — Мыс Крестовый вместе с вашими батареями берут русские матросы, а вам думается?..
Марш, марш!..
Фон Эйрих вскочил, глупо озираясь по сторонам.
Комендант гавани Лиинахамари рухнул на стул, рванул ворот шинели.
— Одного не пойму, — тяжело выдохнул он, — не пойму, как они могли попасть на мыс Крестовый… В этой войне с русскими я ждал чего угодно, но только не этого… не этого…
Когда катер пересек Девкину заводь и фон Эйрих выбрался на берег, два орудия еще вели огонь прямой наводкой.
Снаряды, едва успев вырваться из жерл, тут же крушили гранит, осыпая людей каменными осколками. В воздухе висел сплошной рев и грохот, в котором выстрел нельзя было отличить от разрыва.
Но десантники сбили наводчиков, и гарнизон мыса Крестового, чтобы не быть сброшенным штыками в воду гавани, отступил в направлении юга, где стояла другая батарея. Ворвавшись в командный блиндаж, фон Эйрих нервно дергал ручку телефона, истерично кричал в трубку:
— Коменданта гавани… коменданта! Что?.. Майор Френк?.. Довожу до вашего сведения, что центральная батарея мыса Крестового захвачена русскими матросами!..
— Болван! — в бешенстве сказал Френк. — Поздравляю!..
* * *
Сила последних взрывов была настолько велика, что у Алешки Найденова хлынула кровь из ушей и носа. Оправившись от контузии, он вытер лицо снегом, неожиданно заплакал.
— Ну вот, Борька, — сказал Русланову, — вот мы и осиротели… Хороший он парень был!
Они подняли с искореженной земли тело веселого рыбака из Балаклавы, понесли Ваню Ставриди во тьму, долго искали воронку поглубже. К ним подошел лейтенант Ярцев, покачиваясь, остановился на краю могилы.
— Обождите закапывать, — хмуро сказал он, — надо собрать всех погибших, и тогда уж…
Ярцев тревожился, чтобы немцы не перебросили на Крестовый подкрепление из Лиинахамари. Но, видно, гитлеровцы не решались выступить до рассвета, в гавани только погасли огни, на пирсах шла какая-то подозрительная суета. Южная, расположенная по соседству стопятидесятимиллиметровая батарея тоже отмалчивалась, и все это еще больше настораживало офицера: он понимал, что взять ключ от Печенги можно, и они его взяли, но гораздо труднее удержать этот ключ за собой.
Ласково потрепав Найденова по голове, он сказал:
— Ну что ты плачешь, дурной?.. Не такое время сейчас, чтобы плакать. Давай-ка вот лучше закурим, я спички, кажется, потерял в этой суматохе…
Одинокий снаряд прилетел с того берега. Рванул темноту ночи. Вскинул косматый гребень земли. Кто-то равнодушно выругался. Потом невдалеке заработал пулемет и, не дожевав ленты, заглох, словно испугался чего-то.
— Да, это, конечно, так и есть, — отвечая своим мыслям, тихо произнес Ярцев, быстро досасывая махорочный окурок. — Там, — он бросил окурок в сторону Лиинахамари, — наверное, никто не спит в эту ночь… думают, гадают, дрожат…
Он засмеялся, и этот смех — здесь, над раскрытой могилой, среди обломков камней и металла — прозвучал совсем неожиданно и по-молодому дерзко. Немного смутившись и желая объяснить причину этого смеха, лейтенант сказал:
— А ведь я знаком с комендантом Лиинахамари!..
Тут он вспомнил свое появление в Парккина-отеле под видом офицера Отто Рихтера, прибывшего «из Голландии»; тогда ему надолго врезался в память жесткий облик фон Герделера и не забылись слова майора Френка, сказанные в минуту слезливого откровения: «Конечно, — говорил тогда Френк, обсасывая со щетинистых усов пену мюншенера, — конечно, наши генералы-„двадцатииюлевцы“ были в основе правы; эта затянувшаяся бойня погубит цвет нашей нации, и никто не простит фюреру бесплодную войну с Россией. Лично я уже давно считаю себя удобрением для этой бедной полярной почвы…»
Улыбаясь краешком сжатых губ, Ярцев пошел в батарейный блиндаж, спустился в железный отсек первого этажа подземной крепости. «Хорошо устроились, с комфортом», — подумал он, осматривая помещение немецких артиллеристов. Здесь уже расположились его бойцы.
165 
