20 
— Пьеса еще не закончилась.
— Но я не могу оставаться дольше. — Она выскользнула из-за стола и поспешила к выходу.
Лукас догнал ее уже в холле и поймал за локоть, пристально глядя на нее своими голубыми глазами.
— Надя, что случилось? Тебе плохо?
В его потемневших глазах была тревога.
— Нет. Но я… — Она колебалась. Выбора и правда не было. — Слушай, мне просто надо домой. Если ты хочешь остаться и досмотреть, я могу доехать и на такси. Это срочно.
— Но ведь тебе нравилась пьеса.
— Да. Но мне надо идти.
— Я довезу тебя, если ты останешься со мной.
Она замялась.
— Лукас… Я потом тебе все объясню, ладно? Обещаю. А сейчас я тороплюсь, правда.
Лукас подошел к управляющему и сказал ему пару слов. Потом передал ему пару купюр и обернулся к Наде.
— Идем.
В голове у Нади вертелись тысячи слов, но способных отразить ее чувства и мысли в данный момент не находилось.
Он взглянул на нее:
— Ну, начинай же.
Она тяжело вздохнула. Хорошо, что в машине был полумрак, иначе она совсем не знала бы, куда деть глаза от смущения.
— Мне надо быть дома к полуночи.
— Почему?
— Это одно из условий завещания отца.
— И что будет, если ты не придешь?
— Все может рухнуть. И потом, это важно не только для меня, но и для Рэнда, Митча, и для Ретта тоже.
— А кто такой Ретт? Рэнда и Митча я вроде бы знаю…
— Мой младший сводный брат. Отец удивил всех нас вторым браком, в котором у них с женой родился ребенок.
Надя и сама еще не видела малыша, только на фотографиях, присылаемых по электронной почте. А к тому времени, когда она сможет его подержать на руках, ему уже исполнится два года.
Ретт был так похож на Кинкейдов! Вылитый отец. Любопытно, на кого был бы похож ее ребенок? Но нет, не надо об этом.
— Но при чем тут ты? — удивился Лукас.
Его вопрос вернул ее к суровой действительности.
— Если я нарушу хотя бы одно из условий, то никто из нас не получит наследство. Не хочу никого подводить.
— И это все из-за денег?
— Ну не только. Должна же я, наконец, отплатить своим братьям за то добро, которое они для меня всегда делали. Знаешь, сколько раз им приходилось меня выручать! Да я привыкла на них полагаться больше, чем на себя.
О нет. Она и так сказала уже слишком много. Самое время остановиться, пока не выболтала все.
— Полагаться? Но в чем именно?
Она заморгала.
— Они поддерживали и заботились обо мне в то время, когда я думала, что ты погиб… Я была не слишком здорова тогда. И теперь мой долг отблагодарить их за все. Настала моя очередь им помочь.
Лукас сказал в сердцах:
— Да, твой отец был еще тем куском дерьма.
— Да уж… И знаешь, чем больше я узнаю о нем… — начала она, но прикусила язычок.
— Тем больше… что?
Лукасу и так уже стало известно слишком много. Хватит, остановись!
— Ну, тем больше я сомневаюсь: любил ли он меня вообще?
— Наверное, потому, что ты слишком напоминала ему твою мать.
Да, он это помнил. Надя сглотнула. Лукас, желая подбодрить, накрыл своей ладонью ее руку.
— Поверь, тебя невозможно не любить, Надя. Я пытался, и не преуспел в этом. Так что поверь.
В этих словах было столько искренности, что она не удержалась, чтобы не ответить ему благодарным взглядом. Выходит, они находятся в одинаковом положении: она тоже пыталась его возненавидеть и не смогла. Впрочем, это теперь не важно. Ведь настоящая любовь не имеет цены.
А ее предали и продали.
— Мы успели, и даже еще пять минут осталось, — заметил Лукас, когда она открывала дверь своей квартиры.
— Мне очень жаль, что пришлось уйти с середины пьесы.
Она вынула ключ из замочной скважины и вошла, в который раз оглядываясь в поисках какой-нибудь камеры, которая бы следила за ней. Может быть, тут была установлена специальная система слежки за ней? Вполне в духе Эверетта Кинкейда. Отец всегда говорил, что у всего на свете есть своя цена и все можно купить, главное — назначить правильную цену. И время показало, что он прав. Взять, к примеру, Лукаса.
Подумав это, Надя обернулась и тут же наткнулась взглядом на него. Он стоял рядом с ней в холле. Слишком близко. Только руку протяни. Но она не хотела этого делать. Пора бы закончить спектакль, пока их не застукали на месте преступления.
— Спасибо за уроки вождения, за пьесу и ужин.
20 
