49 
– Но только не в смысле девственности. Мне не нужен этот лоскуток кожи или не знаю чего, который создан лишь для того, чтобы защищать организм женщины от инфекции, пока ей не придет время стать матерью. Не больше, не меньше. Конечно, если мужчина – не озабоченный девственностью варвар, а я не такой, – заявил он.
– Но я сама должна была решать, кому и когда отдать свою девственность, – дрожащим голосом проговорила она. – И я хотела подарить ее тебе! – это был крик, идущий из самого сердца.
– Но ее не вернешь, – мрачно сказал Сандро. – Пора списать давнишнюю потерю. А ты ведешь себя так, будто без этого тебе больше нечего мне подарить.
– Но это ничего не может изменить! Правда в том, что я не могу заниматься с тобой любовью. Мое сердце разрывается оттого, что я лишила тебя этого дара!
– Думаешь, мне будет его не хватать? Что я меньше буду ценить тебя из-за этой потери? – Он усмехнулся. – Черт возьми, нет сомнения, что я предпочел бы заниматься любовью со своей женой, а не влачить проклятое унизительное существование, живя с тобой и не имея права дотронуться до тебя!
– Я же говорила, что ты не поймешь, – вздохнула она.
– Послушай, я понимаю гораздо больше, чем ты думаешь. Я прекрасно понимаю, что в душе ты не что иное, как испуганная маленькая девственница.
Джоанна подпрыгнула от обиды, услышав такую интерпретацию ее слов.
– То, что сделали с тобой те двое подонков, не считается, – он взмахнул рукой, словно отгоняя кого-то. – Все это физическая сторона, которую ты слишком переоцениваешь. А что же считается? Ты, – ответил он сам себе. – Тебе не хватает храбрости отдать себя тому, кого ты любишь. Вот настоящий дар любви одного человека другому. Мне нужна не твоя девственность, а ты сама. Но ты трусишь сделать решительный шаг. – Он сам сделал шаг, шаг к двери.
На его лице было написано, что он сыт по горло ею и ее призраками.
– А если ты будешь продолжать в том же духе, то обречешь меня на бессмысленный целибат.[16] А сама будешь всю жизнь мучиться из-за этого, видя, как я страдаю!
– О ч-чем ты? – прошептала она. Ей совсем не понравилось то, что она заподозрила.
– О том же, о чем ты подумала. Этот брак – на всю жизнь. Не позволю тебе выпихнуть меня снова. Если только, конечно, ты не будешь и дальше держаться за давно произошедшее так же цепко. Тогда я могу решить, что мое дело тоже безнадежно проиграно. – И он вышел.
У Джоанны подкосились ноги, она без сил опустилась на кровать. О чем он? Он начинает думать, что их брак – дело проигранное? Собирается списать его, как безнадежную потерю?
Сандро прав. Она зациклилась на своей потере. А между тем слезами ее не вернешь! Она на самом деле цепляется за проигранное дело. Зациклилась на сопротивлении, когда необходимость в нем давно отпала. Все еще остается в душе испуганной девственницей, которая боится открыто отдать себя любимому человеку, чтобы он не понял, что она тоже хочет его!
А те двое и впрямь не считаются. Это она позволила тому, что произошло, разрушить ее жизнь. И жизнь Сандро. Потому что для него было нечто очень важное в их браке, нечто, что заставляет его до сих пор цепляться за давно проигранное дело!
Она поднялась, вся дрожа. Ей было холодно, холодно от страха потери. Впервые она боялась не отдать, а потерять.
Джоанна пробралась в ванную, разделась и встала под душ, не способный согреть ее дрожащее тело. В голове словно звучал колокол: она точно знала, как может доказать Сандро, что их дело не проиграно.
Она торопилась, надела белый махровый халат прямо на влажное тело и туго затянула пояс трясущимися руками.
Неизвестно, сумеет ли она выполнить задуманное, но хотя бы попробует!
Квартира встретила ее полной тишиной. Джоанна испугалась, что Сандро ушел, навсегда оставил ее. Ее волнение достигло пика. Она заставила себя пересечь холл и подойти к комнате, в которой не была три долгих года.
Закусив нижнюю губу, она дотронулась до холодной дверной ручки и нажала на нее.
Она сразу же увидела Сандро. Облегчение было таким сильным, что Джоанна не заметила королевской кровати, на которой когда-то разыгралась ужасная сцена, заставившая Сандро дрожать от унижения.
Ничто не имело значение, кроме него – человека, который уныло стоял у окна, погруженный в свои мрачные мысли. «Он тоже принимал душ», – отметила Джоанна, – «на нем был почти такой же халат, как и на ней, только короткий».
Услышав, как она вошла, он лишь повернул к ней голову, и в глазах его был все тот же гнев, который делал их похожими на два темных туннеля.
49 
