очень нудно 
32 
– Артем! – всхлипнула она. – Я тебя понимаю, но она… наша дочь! Единственная! Нам жаль ее! Что тебя не устраивает в ней?
– Все! – честно признался он. – Даже то, что ваша дочь – красивая, меня тоже не устраивает и даже раздражает. Я, извините за откровенность, не хочу ее, понимаете? Не хочу!
– Когда вы начали жить вместе…
– Валерия Михайловна, не надо упреков! Тогда было одно время, сейчас – другое. Я не знал ее, а когда узнал – разлюбил. Так случается, и люди не умирают от этого. Чем сильнее ваша Лика пытается удержать меня, тем больше она… отдаляет меня от себя.
– Ты же не хотел сказать, что… ненавидишь ее?! Ты жесток!
– Да считайте, как хотите, мне все равно! Если вы любите свою дочь, так помогите мне, Валерия Михайловна! – Он даже взял ее за плечи. – Избавьте ее от меня! Я никогда не женюсь на ней, и долго этой пытки – видеть Лику каждый день, спать с ней на одной кровати – я не вынесу: сбегу. Лучше уж я как-то перекантуюсь на стульях в своем кабинете!
– Ты ведь знаешь… – Валерия Михайловна расплакалась. – Ты уже уходил, и Анжелика тогда попала в больницу…
– Потому что без меня она не может! – всплеснул он руками. – Слышал! Лечить ее надо, лечить! У врача! Который промоет ей мозги! Вот и лечите! А вы вместо этого тратите время на уговоры, заставляете меня жить с ней. Чтобы я, как и ваша дочь, тоже чокнулся и в «дурку» попал? Довольно, у меня завтра трудный день.
– Артем, но, может, как-нибудь…
– Не-не! – поднял он руку, останавливая ее. – Не давите на мою порядочность, я не пущу свою жизнь под откос, чтобы вашей Лике от этого было хорошо. Мне вот – плохо! Вы – мать, женщина, вы же понимаете, что и ей со мной плохо?
– Она говорит, что ей хорошо…
Артем безнадежно махнул рукой и пошел к подъезду. Он знал, что Валерия Михайловна не побежит его догонять, чтобы продолжить свои уговоры, ей известно на опыте: если Лика издали увидит, но не узнает свою мать, истерика ей (и ему!) обеспечена на полночи.
Свежо было в однокомнатной квартире, очень свежо. Вешая куртку в шкаф-купе, Артем взглянул на Лику с упреком. Она удивительно чувствовала его, будто смотрела ему в душу, поэтому попыталась оправдаться:
– Я проветрила квартиру.
– Знаю, вижу.
Артем сел на диван, взял пульт, начал переключать каналы – хоп, попал на Софию, и на душе у него сразу потеплело.
– Ты на нее так смотришь… – нервно произнесла Лика. – Вспомнила! Эта девушка, кажется, работает с тобой?
– Да. И мне она нравится – ты это хотела услышать? Ну, получила повод? Теперь иди в ванную реветь, но чтоб я твоих слез не видел!
Ничего: она стерпела, только ресницы опустила, они у нее длинные-длинные, все в восторге от ее ресниц и от самой Лики, кроме Артема. Он ушел в кухню, закурил и… позвонил Софии:
– Привет, это я.
– Артем? Ну как, ты смотрел?
– Угу. Неплохо получилось. Чем занимаешься?
– Пишу, конечно! Романтический детектив, красивую историю… Не знаю, как читателям, а мне очень нравится.
– Там, где есть чья-то смерть и кровь, не бывает ни красоты, ни романтики.
– Смотря как все это преподнести. Наш век – грубый, жесткий, бесчеловечный, а во времена моей бабушки Марго хотя бы люди были другими, более человечными и великодушными, красивыми душевно, о них я и пишу.
Появилась Лика, будто ей срочно что-то понадобилось в кухне, открыла шкаф. Стиснув зубы, с усилием, словно вдавливая пальцами свою злость в пепельницу, Артем загасил сигарету, сказав в трубку:
– Ладно, пиши, не буду тебе мешать. До завтра.
София продолжала…
Один из фонарей отдали Федору Ильичу, тот держал его высоко. Марго стояла рядом и невольно жалась к нему, словно ища защиты. А ведь страшно – пусть там и не лежит труп, но сама обстановка, действо, погода – все это отнюдь не способствовало душевному комфорту. И этот жуткий скрип, когда гвозди выходят из дерева… как неприятно – фу, фу, фу!
Крышку подняли, убрали в сторону…
– Всем стоять на местах! – процедил Зыбин довольно громко и замер, уставившись в гроб, словно там лежала вожделенная мечта всей его многотрудной жизни.
А никто и не рвался к гробу. Полицейские тайком от начальника крестились, сглатывая ком ужаса, вставший в горле, Марго совсем вжалась в плечо анатома, который и возвестил:
– Господа, что я вижу?! Свежайший труп! Нет-нет – он не пролежал здесь и недели, не говоря уж о четырех месяцах.
– Вы уверены? – недоверчиво спросил его Зыбин. – Здесь темновато, а вы стоите дальше, нежели я.
32 
