очень нудно 
31 
Виколь осталась, и с того дня в Доме Ортанов поселилось Несчастье. Сначала у старого графа обострился давний недуг, и он, несмотря на свой еще не совсем старый возраст, оказался прикован к постели. Затем пропала вампирша, по воровской привычке прихватив с собой хоть и не ценную, но дорогую для Ортанов вещь. В простенькой сережке не было даже драгоценного камня, ее нельзя было за достойную сумму продать ювелиру, но, как Тибар резонно предположил, его младший братец не удержался и разболтал ветреной красотке, как много значит Армантгул для Ортанов и не только для них…
Состояние здоровья отца ухудшалось, и самые лучшие лекари Висварда не могли с этим ничего поделать, не говоря уже о Вернарде, тоже знающем толк в искусстве врачевания ран и болезней. Жизнь медленно покидала тело старого графа, и он мог умереть в любой миг, так и не придя в сознание. Поиски Виколь не увенчались успехом, шельма оказалась проворной бестией, и отчаявшийся Дразмар с горя запил.
Известие о смерти младшего брата стало для Тибара еще одним сильным ударом, чаша желания жить почти опустела, но от безумного поступка его удержала жажда мести, чувство долга перед Родом и стремление вернуть Армантгул. Он не сидел без дела и не упивался своим горем, он действовал, он пытался бороться с преследующим Род роком, и что он получил в итоге? Только несколько новых ударов от чем-то оскорбленного Провидения. Он потерял время, лишился десятка верных людей и сам теперь не мог встать с постели, но, как ни странно, не последствия неудавшейся вылазки печалили Тибара. Ортанам выдвинули условия гаржи, а эти твари не любили шутить и были очень-очень опасны, в особенности когда сбивались в стайки больше пяти…
* * *
Свечи мерно горели, наполняя графские покои тусклым, унылым светом, что создавало соответствующее настроение у двух находившихся в них мужчин. Тибар лежал на спине и с безразличием взирал на свое изуродованное рубцами тело. Графу было больно, но его мысли витали вдалеке от телесных мук. Его телом занимался Вернард: палач и лекарь, верный слуга и близкий друг; могучий гигант, безжалостный и чувственный, в зависимости от обстоятельств и настроения. Соратник в бою и отличный товарищ в мирные будни находился рядом, он делал все возможное, чтобы облегчить господину страдания и спасти его жизнь. Сильные и с виду неуклюжие руки ловко разматывали окровавленные бинты, а затем толстые, похожие на свиные колбаски пальцы бережно и тщательно втирали пахучую мазь в края уродливых ран. Нет, за свое физическое состояние Тибар не волновался, им занимался Вернард, и, поскольку в схватке стражники-«марионетки» не пользовались отравленным оружием, вельможа точно знал, что очень скоро – уже этим вечером или, на худой конец, завтра с утра – он вновь окажется на ногах и будет способен действовать. Боль же – всего лишь ощущение, и если ты долго ее терпишь, то рано или поздно свыкаешься; она становится частью тебя, хотя далеко не самой лучшей…
Граф Тибар Кервилонг оставался единственным представителем Рода Ортанов, который еще был в состоянии хоть как-то сопротивляться Судьбе. Не растрачивая время на пустяки, Тибар пытался просчитать сложную ситуацию, в которой он и его люди оказались по милости нежити, и найти выход, пусть не идеальный, но доступный способ предотвратить надвигающуюся беду. Ортаны были не из тех, кто сдавался на милость врагу, Ортаны боролись, пока дышал хотя бы один из них. Не считая отца, еще живого, но уже ступившего на дорогу, ведущую в иной мир, Тибар был последним Ортаном, и только от него сейчас зависело, прекратится ли его Род или будет процветать, встретит ли он неизбежное с честью или с позором. Огромнейшая ответственность перед предками и потомками не давала раненому вельможе упиваться собственными страданиями и отдаться заботам о ноющем теле…
– Сейчас будет жечь, – предупредил Вернард, бережно затыкая тряпочкой одну из склянок и беря в руки другую, в которой находилась бледно-зеленая мазь, отдающая одновременно прогорклым маслом, прокисшим молоком и протухшими яйцами.
Лекарь не обманул. Чуть не прикусив язык, Тибар со скрипом стиснул зубы от боли, как только зловонная слизь оказалась на поверхности прорубленной ключицы.
– Что, щиплет? – поинтересовался палач, лицо которого расплылось в ехидной усмешке.
– Нет, но воняет жутко! – соврал Тибар, титаническим усилием воли сдерживая слезы, которые вот-вот должны были хлынуть из глаз. – Из чего ты только готовишь эту пакость?!
31 
