18 
Наконец-то попытки барона завершились успехом. Его нога не только попала на подножку, но и не сорвалась, когда карету в очередной раз тряхнуло, а болтавшегося снаружи пассажира сначала отбросило назад, затем – с удвоенной силой – кинуло вперед. На удивление ловко перебирая онемевшими ладонями по тонкому, скользкому краю, Штелер подобрался чуток ближе и, оттолкнувшись всем телом, совершил прыжок внутрь экипажа, в результате которого сам моррон оказался в ногах у одновременно вскрикнувших дам; к его ранениям добавился разбитый о днище нос; а несчастная дверца, послужившая опорой для толчка, треснула пополам и отвалилась.
– Да что же вы, милостивый государь, так неаккуратно! Все платья запачкали! – еще не успев подняться, услышал Штелер над самым ухом занудное ворчание Линоры, к которому, как ни странно, уже привык. – Ладно мое, а как госпоже баронессе в доме жениха в таком наряде появиться? Я его только в порядок немного привела, а тут ваши лапищи! И как вас только угораздило так перепачкаться?! Просто талант какой-то! Вот, правду говорят, любитель выпить всегда грязь найдет и других замарает!
Если бы моррон чуть меньше устал, то непременно бы рассмеялся. Обвинение наставницы прозвучало так нелепо и неуместно, что для возражений просто не находилось слов, а смех стал бы единственно достойной реакцией на такое заявление. Он только что выиграл бой, он пострадал за общее дело, сберег попутчицам нервы и туфельки, которые они могли бы поистрепать во время пешей прогулки по лесу до самых ворот Вендерфорта. Его же не только не поблагодарили за геройский поступок, но принялись корить по пустякам, кстати во многом от него не зависящим.
Штелеру захотелось что-то ответить. Его почему-то раззадорило сердитое брюзжание женщины, хоть и не очень молодой, но не растерявшей за последние десять-пятнадцать лет своей красоты. Испепеляющий презрением взгляд карих глаз лишь подчеркивал красоту привлекательного лица, слегка смугловатая кожа изысканно гармонировала со сжатыми в струнку пухлыми губками. К сожалению, на даме был чепец, но если бы его снять, черные волосы потекли бы на плечи пленительным водопадом. Впечатляющие округлости форм и тонкую талию не прятало даже чересчур строгое дорожное платье, по крайней мере опытный мужчина с хорошей фантазией мог разглядеть под толстой, нарочито грубоватой тканью все, что хотел.
Моррон подловил себя на том, что смотрит на ворчливую попутчицу глазами мужчины и что внутри все продолжает расти желание вступить с нею в увлекательную перепалку, пленить остроумием, ради собственного удовлетворения пару раз загнать красивую ворчунью в неудобное положение четкими и изысканными умозаключениями. Именно так в большинстве случаев и начинается флирт: со словесного противоборства, не переходящего, однако, незримой грани и не вступающего на тупиковый путь взаимных оскорблений.
Штелер был готов вступить в забавную игру, но, к несчастью, в его голове царила полнейшая пустота. На ум не приходило ни одной яркой мысли, ни одной достойной озвучивания реплики. Поскольку желание не соответствовало в данный момент необычайно скудным возможностям, защитнику дам оставалось лишь утереть идущую носом кровь и, стараясь больше не пачкать ничьих нарядов, подняться и сесть на скамью. Несколько секунд барон ощущал неловкость и душевный дискомфорт. Он должен был что-то сказать, что-то ответить и плавно перевести разговор на более приятную тему. Обе дамы смотрели на него и ждали хоть какой-то реакции, но, как назло, язык мужчины присох к гортани, а рвущийся в бой разум заперло на замок вредное стеснение.
Как ни странно, достойный выход из неловкой ситуации помог найти кучер, причем сам того не подозревая. Лошади вдруг замедлили бег, а деревья за окном замелькали не так часто. Экипаж проехал с десяток-другой шагов, затем под звук «Пру-у-у!» совсем остановился. Не столько встревоженный нежданной задержкой, сколько обрадованный возможностью прервать затянувшееся, явно гнетущее не только его молчание, Штелер покинул карету.
Вопреки ожиданиям какого-то подвоха, дорога оказалась совершенно свободной. Впереди не виднелось ни встречного экипажа, с которым нельзя было бы на ходу разъехаться, ни поваленного дерева, преграждавшего путь, лишь развилка. Правое ответвление вело к Вендерфорту, о чем гласил покосившийся указатель с едва читавшимися буквами, а левая колея, проторенная по траве и грязевой жиже, уходила к опушке леса, где резко поворачивала и тянулась вдоль пшеничного поля к какой-то небольшой деревушке.
18 
