очень нудно 
45 
– Вот чего не знаю, того не знаю, – на полном серьезе ответил хозяин, не почувствовавший в интонации вопроса издевку. – Может, Штелер, а может, и нет, только кажется мне, недаром он в особняке том поселился…
– Ладно, а дальше-то что? Колдун-то пошаливает или смирно в доме сидит? Как вы с ним боретесь?
– Знали бы как, так давно бы уже мерзавца извели, – с печалью вздохнул толстый трактирщик. – Дом его неприступной крепостью стал, и как в нее попасть или разрушить, никому не ведомо. Сам же он, ирод, над попытками стражи лишь насмехается. Говорит, что в дом сможет войти лишь хозяин, тот, кому он по праву принадлежит. Герцог за маркизом посылал, да только гонец, подлец, чересчур болтливый попался. Вельможа ведь не дурак – по доброй воле на верную смерть возвращаться! На люди злыдень-колдун не показывается, но все ведает, что в городе происходит, и людей за проступки жестоко карает: на кого порчу напустит, а на кого мертвецов натравит. Нет на него управы, только вот святая водица во рву да кресты с цепями серебряными чуток помогают… Слава Небесам, один из инквизиторов присоветовал.
– Это как? – удивился моррон, знавший о многих ритуалах инквизиции, некоторые из которых даже помогали бороться с нежитью, но о таком странном способе слышавший впервые.
– Ну, я толком не знаю, – развел руками корчмарь, – но вот шурин мой слышал, как святые отцы господам офицерам объясняли. В общем, колдун-то сам в доме сидит, а наружу по ночам чары посылает. Водица святая их впитывает и ослабляет, а цепи да листы из Святого Писания их обратно к колдуну отсылают. Если поутру листки пожухли совсем иль дотла сгорели, значица, чары колдовские чересчур сильны оказались и наружу проникнуть сумели, а если…
– Пусть так, – махнул рукою Штелер, отчаявшийся услышать что-нибудь толковое и уже порядком подуставший от додумок, выдумок и прочего бреда. – А герцог-то сам почему Вендерфорт не покинул или ему по нраву соседство новое пришлось?
– Да что ты, мил-человек! – интенсивно замахал руками корчмарь. – Да какому же честному человеку такое понравится, тем более ГЕРЦОГУ?! Как только напасть приключилась, так в первый же день все господа благородные, горожане уважаемые да купцы уехать пытались, да только куда там… колдун строго-настрого всем жителям запретил надолго из города отлучаться. А коли кто больше трех дней отсутствовать будет, так гнев на себя навлечет!
– Ага, запретил, а люди добрые нечестивца так и послушались, – усмехнулся Штелер, все меньше и меньше доверявший рассказчику.
– А деваться куда? Как тут не послушаться? – обиделся корчмарь. – Ты город покинешь, а он порчу вдогонку пошлет или с семейством твоим что сотворит. Силен колдун, от его чар и далече не скрыться! Боятся люди, да и я сам со страху трясусь. Вон глашатай его, что ко мне заходить повадился, – наконец-то хозяин заговорил о проклятье, постигшем его заведение, – слышал, поди, как он гостей в проступках уличил. Так ведь правда все, вот руку на отсечение даю, чистейшей воды правда, глашатаи чернокнижника проклятого никогда не врут! Попались господа хорошие, один на подкупе судьи, другой на краже… Ты что же думаешь, они проступки свои исправлять не кинутся? – хмыкнул корчмарь, активно жестикулируя и подпрыгивая на стуле. – Да завтра же побегут: один земли, у соседа отнятые, обратно отписывать, а другой казну из собственного кармана пополнять! Жизнь да душа бессмертная всяко дороже богатства!
– Ну а что же за грешок за тобой водится? От какого проклятья я тебя избавил? – спросил напоследок барон, решивший закончить изрядно поднадоевший разговор, из которого уже все равно вряд ли бы нашлось что почерпнуть.
– Да было дело, – потупив взор, замялся толстяк, но в конце концов не решился скрыть от спасителя правду. – Ты сам, мил-человек, слышал, как музыкантишка тот играл, инструмент лишь терзал… Просился он ко мне гостей развлекать, я же его прогнал. Потом еще раз пожаловал, на любую работу просился, бедняга, полы иль посуду мыть, фартуки стирать, видать, совсем жизнь его прижала. А я, дурень, злой на него был да чиновниками из управы задерганный, – в общем, велел я слугам парня взашей прогнать. Он же, как назло, с голодухи в тот день и преставился. Колдун, конечно же, меня в смерти его обвинил, ведь парень ко мне последнему за помощью обращался. Вот уже второй месяц пошел, как мертвец ко мне в гости захаживал да посетителей, мирно откушивающих, в грехах обличал. Как только господа благородные о том прознали, так сразу же сюда ни ногой! Кому же охота на себя проклятье накликать?
45 
