126 
– С горбинкой? – подсказал Ипсиланти.
– Нет. Он вот такой... – изобразил две волны пальцем Тима. – А ноздри... вот так вот ноздри расходятся.
Тимофей поддел ноздри большими пальцами и оттянул, на что Лихоносов приподнял брови и слегка наклонил набок голову. Ипсиланти понял, что приметы ему неплохо знакомы. Тем временем Тима взялся за перепонку между ноздрями:
– И еще у нее эта штука в носу свисает. Все остальное нормальное.
– Копия Бабы-яги, – пошутил Герасим.
– Да, нет, это не Баба-яга, – загадочно произнес Лихоносов. – У Тимофея отличная наблюдательность, он замечает детали, которые обычным людям не бросаются в глаза. Тимофей, а волосы у нее стрижены коротко, да? Орехового цвета, так?
– Откуда вы знаете? – удивился мальчик. – И волосы торчат...
– Ежиком, – подытожил Лихоносов. – С ней все ясно. А мужчина?
– У него густые волосы, – закатил глаза к потолку Тима, видно, мужчину ему описывать было трудней, чем женщину. – И седые волосы есть, а он не старый. Но не молодой. Глаза у него темные-темные, только не черные. Большие. Глаза вот так вот...
Тимофей изобразил пальцами шары, приставив их к глазам, Лихоносов перевел, что хотел сказать мальчик:
– На выкате.
– Может, это и так называется. Лучше вы мне их покажите, я сразу узнаю.
– Возможно, я тебе их покажу... – потирая подбородок, оживленно сказал Лихоносов. – Только их надо так показать, чтобы тебя они не заметили.
– Когда надо выйти на улицу, мы переодеваем Тиму девочкой, – подала голос Юля.
– Да ну? – оживился Лихоносов. – Вы настоящие разведчики. Это неплохая идея. Тимофей, на тебя можно рассчитывать? Вдруг ты их увидишь, узнаешь и выдашь себя? Ну, там испугаешься, закричишь...
– Можете рассчитывать, – уверенно заявил мальчик.
– Тогда договорились. – Лихоносов протянул ему пятерню, Тима пожал ее. – Оля, отвези их.
Оставшись наедине с Георгом, Лихоносов взъерошил себе волосы и подмигнул ему. Тот догадался:
– Мальчик описал знакомых личностей?
– Да. Похоже, это Молчанова. Но он должен опознать ее.
– Она сама пришла к Свищевым? Не может быть. А мужчина?
– Мужчину я не вычислил, примет маловато. Однако дело поправимое. День рождения Молчанова будет праздновать в банкетном зале, а в общем зале посадим эту симпатичную троицу. В «Николь» работает официантом мой парень, он позаботится о столике, чтоб ребята не бросались в глаза. Ну, а там... люди не все время сидят в банкетном зале, пьют и едят, они еще выходят покурить, в туалет, потанцевать. Танцы-то только в общем зале.
– Все равно опасно. Мальчика могут узнать, выследить...
– Охрану обеспечим, Георг. А теперь еще кое-что. Мы вчера и сегодня занимались личностью Чупахина, генерального директора Фисуна. И вот какой интересный поворотик обнаружили в его биографии – он ведь работал у Свищева.
– Неужели? А кем? Тоже генеральным?
– Нет-нет, обычным менеджером. А к Фисуну попал уже на должность генерального директора. Тоже темная история. Бывший генеральный Фисуна погиб в автомобильной катастрофе, и произошло это буквально накануне убийства Свищевых.
– Есть вероятность, что катастрофу обеспечили?
– Черт его знает. Не справился с управлением на скользкой дороге, находился в нетрезвом состоянии... так что видимых улик не обнаружено. А сейчас лично я не уверен, что так и было. Скачок Чупахина наводит на размышления.
– А Богомол?
– Богомол... это кто-то из названных уважаемых граждан. По нашим делам тоже все фокусируется на одних и тех же личностях. Вернее, так: определимся с тремя тузами, выявим Богомола. Он в этой тройке.
Приехала Ольга:
– Все в порядке. Пересели в машину, за ними никто не поехал. Я специально следовала за ребятами несколько километров. И предупредила их, а то они недоверчивые.
– Ну и мне пора, – засобирался Лихоносов. – До дня рождения Молчановой мы еще увидимся, подумаем, как будем действовать.
Ольга проводила его, а вернувшись, услышала:
– Откуда ты его знаешь?
– Здрасьте... Ты забыл, кем работал мой отец? Он занимал должность ни больше ни меньше начальника УВД, Лихоносов начинал работать у него.
– Так это папа тебя пристроил в прокуратуру?
– Он. И я горжусь этим! – с вызовом сказала Ольга.
– А я сам пробирался сквозь тернии.
– Поэтому ты такой черствый. Я заметила, что люди, протаптывающие себе дорогу сами, черствеют. А у нас уже династия образовалась: дед, отец и я. Почему-то когда дети артистов, ученых или врачей идут по стопам родителей, это нормально. И родители помогают укрепиться своим чадам, хоть публике преподносят, будто пальцем не пошевелили. Почему же у нас нельзя?
126 
