очень нудно 
112 
Грабл почуял новую западню… настоящую, способную разом сгубить весь отряд. Путь до дома барона был недалек, но на нем притаилась смерть, только вот где, командир небольшой группы бойцов пока не понял. Ему не давало покоя, что, несмотря на поднявшуюся тревогу, обитатели поместья до сих пор не показались из домов: не пытались спастись бегством или, наоборот, собраться вместе, чтобы дать отпор ночным налетчикам. Охранники не покинули казарму, предпочтя отсидеться за дубовыми дверьми, а не попытаться уберечь хозяйское добро от разорения. На скотном дворе, между сараями и возле конюшни тоже не было заметно движения. Степенное безмолвие хранил и сам особняк. В его хорошо освещенных, даже не прикрытых на ночь ставнями окнах не показалось ни одного сонного слуги в ночной рубахе, но с арбалетом в руках. Лишь двое охранников, дежуривших у входа в дом, покинули свой пост и поспешили скрыться внутри. Однако и они повели себя более чем странно – оставили дверь распахнутой настежь, вместо того чтобы закрыть ее за собой и запереть на тяжелый засов. Как и Автур, моррон не любил странностей; они настораживали, пугали и не давали решиться сделать последний шаг…
– И долго еще пнями стоять бум?! – недовольно проворчал один из лесовиков, глядя на нового командира с таким же уважением, как солдат взирает на ползущую по его одежде вошь. – Чего ждем-то?! Думаешь, бароша к нам сам прям сюдысь прибежит да голову под топор подставит?!
– Заткнись, дурында, пока рожа цела! – желая избежать ненужных дебатов, грубо ответил моррон, а затем отдал ошеломивший подчиненных приказ: – Отступаем! Живо назад, к лесу!
Не поверившие своим ушам солдаты удивленно уставились на новоиспеченного командира, который, отдав приказ, тут же рьяно принялся сам его исполнять: повернулся спиной к своему непослушному отряду и со всех ног помчался обратно в лес. Такой поступок просто не мог не вызвать растерянности у ветеранов. Какое-то время они молча взирали вслед быстро улепетывающему с поля несостоявшегося боя командиру, а лишь затем решили обернуться и собственными глазами увидеть, что же так сильно напугало опозорившегося чужака.
Их взорам предстал туман, ничего, кроме густых клубов белого-пребелого тумана, быстро выползавших из открытых дверей особняка и трубы запертой охранниками изнутри казармы. Слепящая своей белизной и как будто немного похрюкивающая субстанция всего за несколько кратких мгновений окутала большую часть двора и поглотила уже достигший стен казармы отряд лесорубов.
«Туман в начале ночи?! Да еще из дома валит?!» – одновременно возник вопрос сразу в четырех головах удивленно взиравших на необычное природное действо солдат. «Тикать!» – тут же сменила риторический вопрос более насущная в данный момент мысль, а жуткие крики и стоны, вдруг донесшиеся со стороны окутанной белыми клубами казармы, лишь усилили ее, доведя до степени жизненной важности.
Не желая выяснять, какая же участь постигла сокрытых туманом товарищей, четверо солдат наконец-то решили исполнить первый и последний приказ своего командира. Не сговариваясь, подручные Грабла побежали, но их натренированные сильные ноги оказались не столь резвы, чтобы унести закованных в тяжелые латы тела хозяев от клубов быстро распространяющейся смерти.
Туман как будто был живым, разумным и очень кровожадным существом. Окутав и пленив большую часть нападавшего отряда, он устремился в погоню за пятью беглецами. Четверых нагнал почти сразу, а вот с пятым врагом бестелесному защитнику поместья пришлось основательно повозиться. Низкорослый коротышка обладал очень сильными ногами, да и выносливости ему было не занимать. К тому же моррон грамотно использовал неровности местности и, ловко перепрыгивая с кочки на кочку, тратил куда меньше времени на преодоление рытвин, оврагов и форсирование полноводных луж. Фора во времени позволила Граблу добраться до конца долины и даже начать трудный подъем на покрытую лесом возвышенность. Вот тут-то его и настиг летучий белый, как саван, туман. Его клубы догнали, поглотили моррона и, тут же проникнув внутрь тяжело дышавшего организма сквозь нос и рот, попытались помешать работе вздымавшихся, словно кузнечные мехи, легких и интенсивно пульсирующего сердца.
Грабл Зингер не почувствовал боли, но страх охватил его разум, когда враждебная субстанция быстро заполнила грудь и как будто сковала, превратила в камень все внутренности. С ужасом моррон осознал, что уже не дышит и что его сердце более не бьется. «Вот и она, смертушка, пожаловала!» – подумал легионер, ожидая, что вот-вот настанет момент, когда его взор помутнеет, голова закружится, а он напоследок испытает спазмы удушья.
112 
