очень нудно 
137 
Три раза Дитрих Гангрубер наблюдал за турнирами, проводимыми в Мелингдорме, и трижды эти события надолго откладывались в его памяти. Моррон и не надеялся, что однажды настанет день, когда его имя окажется в списке благородных воителей, а его нога ступит на площадку ристалища. Дарк и не думал, что когда-нибудь ему доведется узреть рыцарский шатер изнутри и что над входом будет красоваться табличка с его именем. Конечно, герои прошедшего дня – четверо оруженосцев, которым удалось доказать строгим судьям свою доблесть, получили куда меньше почестей и привилегий, чем настоящие рыцари, но главное, что их имена включили в регламент боев, что к ним относились всерьез и позволили участвовать в поединках наравне с рыцарями. Ради такого можно было стерпеть некоторые неудобства. Например, выйти на бой со щитом, затянутым тканью опознавательного цвета; стерпеть унизительное обращение яшмовый, белый или красный рыцарь, в то время как остальных участников вызывали по титулам да именам; и привыкнуть к тому, что благородные красавицы на трибунах не обращают на потуги соискателя «шпор» никакого внимания. Кто будет любоваться даже прекрасно владеющим оружием юнцом, если вокруг полным-полно уже доказавших свою силу и доблесть рыцарей.
Дарк Аламез, точнее, соискатель рыцарских шпор Дитрих фон Херцштайн, вальяжно развалился на лежаке в своей палатке и пребывал в раздумье, покручивая в руке соколиное перо, доставшееся ему в качестве трофея после первого, довольно легкого поединка. Тучный рыцарь, имени которого моррон, конечно же, не запомнил, был настолько уверен в себе, что совсем не думал о защите. Кажется, соперник Дарка так и не понял, как очутился на земле, а его двуручный меч оказался в руках Аламеза.
Палатка высокородного фон Херцштайна была, определенно, самой маленькой и плохенькой во всем турнирном лагере. Ткань во многих местах протерлась, и солнечные лучи почти беспрепятственно проникали внутрь места отдыха, успокоительного уединения в промежутках между боями и, конечно же, облачения в доспехи. Лежак был тоже не из лучших и едва выдерживал вес соискателя «шпор», не удосужившегося снять после поединка доспехи; а о качестве яств, выставленных на крошечном колченогом столике, не стоило и говорить. Рыцари пили вино, в то время как пытавшимся сравняться с ними оруженосцам приходилось утолять жажду водой. Рыцари ели утопающее в зелени мясо, а соискатели «шпор» довольствовались вареной репой и небольшим ломтем начинающего черстветь хлеба. Слуги благородных воителей подготавливали снаряжение в специально возведенных оружейных палатках, Октар же сидел рядышком, истязая слух Дарка то стуком молотка, то позвякиванием стали. Хорошо еще, что кузнец занимался лишь оружием, а не латал доспехи, с которыми моррон и не думал расставаться до самого окончания турнира.
Аламез не видел нужды в утомительных, многократно повторяемых ритуалах надевания и снятия стальных пластин; расстегивания, застегивания, а затем подтягивания ремешков. Зачем мучить себя, когда и так все прекрасно, когда доспехи сидели на нем как влитые, а их вес почти не ощущался. Как-то уж так получилось, что Дарк сроднился со своею броней, носил ее так же легко, как обычный костюм, и совсем не чувствовал тяжести металла на плечах. Так не должно было быть, но так было! И объяснение такому странному обстоятельству соискатель рыцарских шпор находил лишь одно – некромант в очередной раз сказал ему полуправду: быть может, сам-то он чар на стальное одеяние не накладывал, но без магии, которую Мартин скромно именовал наукой, уж точно не обошлось…
Ломать голову над этим моррону не хотелось, зато его тянуло вздремнуть, благо, что мальчишка-вестовой пока еще не забегал в палатку, а значит, до вызова на следующий поединок оставалось как минимум полчаса. Устроители оповещали участников состязаний заранее, чтобы те могли к сроку облачиться в доспехи. Пребывая в уверенности, что время на отдых есть, и его довольно много, Аламез аккуратно отложил заслуженное им соколиное перо и, осторожно, чтобы хлипкий лежак не развалился, повернулся на правый бок и закрыл глаза. Возня Октара с оружием ему уже не мешала. К тому времени основательно подходивший к своей работе кузнец прекратил стучать молотком и обшивал рукояти мечей новыми, по его словам, более удобными кусками кожи.
Однако моррону не суждено было ни поспать, ни даже вздремнуть. Не пролежал он и минуты с закрытыми глазами, как полог распахнулся, и в палатку вбежал тот, кого Аламез совсем не ожидал увидеть. Ворвавшись внутрь, Мартин Гентар тут же застыл и несколько секунд безмолвствовал, как будто давая присутствующим насладиться видом его бледного, словно у смерти, лица, маленькими, сощуренными глазками и слегка подрагивающей нижней губой, насладиться и проникнуться серьезностью момента. Затем некромант изрек всего лишь одно слово «Выйди!», произнес медленно и тихо, так что Октар, которому предназначался этот приказ, его даже не расслышал.
137 
