очень нудно 
154 
Эмма остановилась на входе, чтобы обмакнуть пальцы в чашу со святой водой, перекрестилась. Ренье стоял рядом, его правая парализованная рука висела плетью, и, так как он не мог выполнить ею положенный ритуал крестного знамения, Эмма перекрестила и его. Он лишь чуть кивнул. Глядел вперед. Его облегающая голову темная, почти монашеского покроя шапочка оттеняла бледность лица и синеву вокруг рта и под глазами. Но держался он величественно и невозмутимо, ничем не выказывая утомления, полный решимости простоять всю службу. Опираясь с одной стороны на раба, а с другой – на супругу, тяжело двинулся вслед за королевской четой.
Внутри собора яблоку негде было упасть, столько набилось народу, однако, когда появились знатные особы, стражники быстро потеснили толпу, предоставляя знати проход. Несмотря на спертый воздух, здесь было холодно. Церковь имела форму латинского креста с очень короткими трансептами[27] и полукруглым алтарным выступом. Вместо свода над головой – простой деревянный потолок, но над главным алтарем уже возведен каменный купол. Большие четырехугольные столбы разделяли уходящий вперед проход нефа на три отсека, что придавало огромному помещению величественный вид. И хотя на протяжении всего нефа над головами молящихся высились строительные леса, а у подножия колонн так и не убрали груды щебня и мешки с раствором, все равно собор выглядел величественно в сиянии огней, в ароматах горящего воска и запаха хвои, гирляндами развешенной под потолком. Людской рокот молящихся и переговаривавшихся прихожан сливался с пением хора. А потом зазвучал орган.
Эмма даже на миг ахнула, восхищенная. Звуки органа казались ангельской, дивной музыкой, льющейся из полумрака собора, как с небес. После своего полудикого существования в Арденнах она все еще никак не могла без трепета слушать эти величественные звуки. Мелодия органа, многократно усиленная огромным пространством собора, зазвучала торжественно и нежно, как ангельский глас. Толпа собравшихся невольно притихла. Да, орган в Стене был великолепен. О нем шла молва в округе, а люди еще не забыли легенду о святой отшельнице, которая, проведя тихую и благочестивую жизнь в глуши Арденнских лесов, прибыла в Стене, чтобы послушать дивный орган. И восхищение ее было так велико, что душа ее воспарила к небесам и она тихо скончалась с улыбкой на устах. Сейчас Эмма даже верила в это. Орган вызывал отклик в ее сердце, и она испытывала желание раскрыть свою душу… запеть. Ах, как давно она не пела!..
Она смахнула слезы, глядела вперед. Видела впереди, на хорах, вокруг алтаря, множество свечей, больших и малых. Слепили глаза облачения священнослужителей, златотканые, белые, лиловые, алые, выступавшие на фоне черных облачений монахов. Певчие же были одеты в белые полотняные стихари; они пели псалмы. А у подножия алтаря стояла знать со своей свитой и придворными, все в нарядных одеждах и с зажженными свечами в руках.
Эмма вдруг почувствовала, что ожидает чего-то. Было странное ощущение, что в эту волшебную ночь Рождества Христова произойдет нечто чудесное, необычное, счастливое. Такое чувство возникало у нее лишь в детстве, однако когда в полночь священник поднял вверх кончиками пальцев облатку, и все присутствующие опустились на колени, и красивый голос возвестил о рождении Иисуса Христа, она не смогла сдержать себя. Плакала легкими счастливыми слезами, истинно веря, что чудо наступит, что ее жизнь изменится к лучшему.
Звучали колокола. Потом хор запел торжественную литанию. Эмма все плакала, хотя и видела, что епископ Ратбод, сидевший в кресле под балдахином в золотом облачении с двурогой митрой на голове и посохом в руках, вел себя как-то странно. Нервничал, ерзал на месте, а взгляд его так и блуждал по толпе. Люди в церкви загомонили. Некоторые вставали с колен, растирая окоченевшие члены. В проходе произошло столпотворение из-за прибывших двоих новых прихожан. Люди шептались – великий грех опоздать к мессе. Но новоприбывшие, звеня кольчугами, поспешили укрыться в боковом приделе, дабы не привлекать к себе внимание. Вновь зазвучал орган. Отслужили мессу. Люди мерзли, но благочестие превозмогало, и большинство осталось в соборе.
Слышался звонкий красивый голос, певший на латыни:
– Спаситель мира, спаси нас всех. Господи помилуй, Христе, услышь нас…
Лишь после последнего благословения верующие, усталые и стремящиеся отведать в тепле праздничных угощений, двинулись к выходу. Настроение у всех было приподнятое, все казались умиротворенными и веселыми. Это было время, когда и последнему нищему позволялось прикоснуться с пожеланиями на Рождество к плащу сеньора, а женщины-нищенки, протягивая детей знатным дамам, просили последних благословить их. Поэтому Эмма не удивилась, когда увидела, что кто-то в притворе протянул ей руку, окропленную святой водой.
154 
