124 
Этим вечером она принялась готовить, охваченная лихорадкой враждебности. Разожгла яркое пламя в печи, поджарила колбаску с пряностями, купленную в городе, громко стуча ножом, порубила лук и чеснок, добавила горький перец из сада. Вспомнив, что не вскипятила воду на макароны, полила едким соусом толстый ломоть черного хлеба и отнесла все в сад, где уселась на ограду и в два счета расправилась с едой, запив ее двумя стаканами кьянти. Потом вымыла посуду под доносившийся из радиоприемника грохот итальянского рок-н-ролла. Разбила тарелку и с такой злостью выбросила осколки в мусорное ведро, что едва его не опрокинула.
Зазвонил телефон.
— Синьора Изабел, это Анна. Вы хотели прийти завтра утром, помочь расставить столы под тентом, но теперь это не обязательно. Синьор Рен обо всем позаботится.
— Он вернулся?
Карандаш, неизвестно каким образом оказавшийся в руке, с хрустом переломился.
— Когда он приехал?
— Сегодня днем. Вы не говорили с ним?
— Пока нет.
Она поднесла к губам большой палец и откусила кусочек ногтя.
Анна принялась перечислять последние детали подготовки к празднику и кстати упомянула о девушках, которых наняла в помощь. Под конец пожелала Изабел хорошенько повеселиться.
Ярость душила Изабел.
Она собрала все заметки к будущей книге по преодолению личного кризиса и швырнула в камин. Когда все превратилось в пепел, она проглотила две таблетки снотворного и легла спать.
Утром она наскоро оделась и поехала в город. Обычно после снотворного голова была тяжелой, но гнев по-прежнему оставался с ней и выжег весь туман в мозгах. Она приняла смертельную дозу эспрессо в баре на площади, потом долго бродила по улицам, но боялась заглядывать в витрины из опасения разбить стекло. Ее то и дело останавливали местные жители, которым не терпелось потолковать о пропавшей статуе или сегодняшнем празднестве. Она вонзала ногти в ладони и отвечала как можно более кратко.
На ферму Изабел вернулась почти перед началом праздника. Прошла прямо в ванную и встала под ледяной душ, тщетно пытаясь охладить пылающую кожу. А когда начала накладывать косметику, пальцы нажали на карандаш для подводки век сильнее, чем нужно, и грифель скользнул по скуле. Тональный крем, тени для век, румяна — сегодня все обрело собственную волю. Трейси оставила в ванной баночку кроваво-красного блеска для губ, и Изабел немедля им намазалась, а когда закончила, рот ее блестел, как у вампира.
Она повесила купленное платье на дверцу гардероба, откуда оно манило языком пламени. Ткань падала от лифа до подола прямой светящейся колонной. Она никогда не носила ярких цветов, но теперь сорвала платье с вешалки и рывком натянула. Только застегнув молнию, она вспомнила, что не надела трусиков.
Изабел встала перед зеркалом. Россыпь крохотных янтарных бусинок, спрятанных в ткани, поблескивала угасающими угольками. Косой вырез оставлял открытым одно плечо, а «рваный», падающий псевдолохмотьями подол сверкал огаенными кончиками от середины бедра до икры. Платье не подходило ни к случаю, ни к ее обычному стилю, но она все равно собиралась появиться в нем на празднике.
К нему полагались туфли с опасно высокими шпильками и позолоченными бусинами на мысках, но ничего подобного у нее не было. Поэтому она сунула ноги в бронзовые босоножки.
«Чтобы легче было разбить твое сердце на тысячу осколков».
И снова уставилась в зеркало. Сочетание алых губ и оранжевой ткани резало глаз, босоножки не подходили к платью, но ей было все равно. Она забыла высушить волосы после душа, и буйная масса светлых волос выглядела совсем как у матери в ее самые разгульные дни.
Изабел вспомнила мужчин, шумные скандалы, все излишества в жизни матери и сжала маникюрные ножницы. Оглядела их, как нечто незнакомое, поднесла к волосам и принялась щелкать лезвиями.
Маленькие отрезанные локончики обвивались вокруг пальцев. Ножницы издавали сердитое клацанье, двигаясь быстрее и быстрее, пока аккуратная стрижка не превратилась в непокорную гриву растрепанных, стоящих дыбом прядок. И наконец, она стащила браслет, швырнула на постель и хлопнула за собой дверью.
Тряхнув головой, она вышла из дома и почти побежала по тропинке. Из-под каблуков разлетались камешки. Впереди показалась вилла Ангелов, и она заметила темноволосого человека, садившегося в пыльный черный «мазерати». Сердце Изабел екнуло, но тут же вновь вернулось к обычному ритму. Это оказался всего лишь Джанкарло, отводивший спортивную машину к обочине подъездной дороги, чтобы дать больше места автомобилям прибывающих гостей.
124 
