183 
Когда он опустил ее ноги и отошел, Эмма медленно села. Боже, где же ее любовь? Разве за этим она так рвалась через болезни, подземелья и ужас?
– Будь ты проклят, пес!
Он уже оправил одежду. Стоял, застегивая пряжку богатого пояса. Лицо его оставалось недвижимо, как каменное.
– Наверное, эти слова ты говорила и всем тем, кто бросал тебя ранее.
Она не могла вымолвить ни слова. Ненависть и стыд охватили ее с такой силой, что к горлу подступила дурнота, ей казалось, что сейчас она рухнет на землю.
Ролло глядел на нее. В серых глазах застыл холод. Ни отблеска былой нежности.
– А теперь убирайся. Если к вечеру ты еще будешь в Руане – то пожалеешь, что родилась на свет.
– Я уже жалею…
Он на миг замер на пороге. Потом вышел, хлопнув дверью.
Эмма не знала, сколько она оставалась одна. Она не плакала, но чувствовала, что в горле стоят непролитые слезы. Даже когда вошел Гунхард, она не сразу заметила его.
– Вам лучше уйти, сударыня.
Она различила звон колоколов. Подняла голову.
– Слышите? – поднял ладонь Гунхард. – Сейчас Роллон Нормандский в базилике Святого Уэна вступил в купель. Свершилось!
Эмма криво усмехнулась.
– По крайней мере, ему сразу будет какой грех замаливать перед Всевышним.
– Идемте, я вас провожу.
Он уже почти вывел ее, когда она наконец опомнилась.
– Гунхард, а как же мой сын?
Пожалуй, на суровом лице молодого прелата появилось какое-то подобие сочувствия.
– Вам не стоит волноваться о Гийоме. Он сейчас в Байе, и о нем хорошо заботятся. Роллон сказал, что, пока Гизелла не родит ему сына, его ребенок от вас будет оставаться его наследником.
– И сына он отнял у меня… – тихо прошептала Эмма.
Она плохо соображала, куда идет. Помнила, что прошла по мосту, и тут ее подхватила, понесла толпа. Хотя площадь перед вновь отстроенным собором Святого Уэна была вся запружена людьми, толпа все прибывала. Эмму толкали со всех сторон, вокруг были сияющие лица, слышался смех. Кто-то обнял ее, уколов бородой, чмокнул в щеку. Она вяло освободилась. Из-под полы капюшона глядела на мир тускло и безрадостно. Колокола все звонили, ликующие возгласы раздавались вокруг.
Кто-то резко схватил ее за руку.
– Вот ты где!
– Эврар, – равнодушно произнесла она, узнав мелита.
– Да, Эврар. Эврар, который вот уже три часа с людьми герцога разыскивает тебя по всему городу. Идем.
Она не протестовала, однако люди стояли столь плотной стеной, что не было никакой возможности выбраться из толпы. Им приходилось ждать. А потом она опять увидела Ролло. Он появился под темной аркой свода среди белых, лиловых и пурпурных фигур епископов и аббатов, среди облаченных в короны первых вельмож королевства. Роберт Нейстрийский, Герберт Вермандуа, Герберт Санлисский, а также ближайшие сподвижники Ролло – Лодин, Гаук из Гурне, рыжий Галль окружали его. А он стоял меж ними – высокий, статный, в длинных белых одеждах неофита[73] и алой герцогской мантии, и на его широкой груди ярко блестел символ Христа – крест.
Потом он поднял руку и еще несколько неловко, но твердо осенил себя крестным знамением. Вся площадь взорвалась от ликующих криков, а с башен собора в небо выпустили сотни белых голубей.
Эмма вдруг почувствовала, что по щекам ее текут слезы, а губы улыбаются. Она еще не отошла от пережитого, но поняла, что по-прежнему любит Ролло и счастлива… Счастлива за него. Ибо теперь он спасен. «Всякий верующий в меня, да спасется». И теперь Ролло перестал быть чуждым ей существом. Он стал приверженцем истинной веры, и это роднит их. Хотя он и потерян для нее навсегда…
А потом Эмма увидела на паперти собора какое-то движение, и канцлер короля Карла Геривей подвел к Ролло маленькую фигурку Гизеллы, всю в бархате и в покрывалах, в высокой короне на распущенных светлых волосах.
«Я ненавижу его, я презираю его, но, Боже Всемогущий, отчего мне так больно?»
Она увидела, как Ролло, улыбаясь, принял из рук Геривея руку принцессы, и невольно зажмурилась, спрятала лицо на груди оторопевшего Эврара.
– О, Меченый, уведи меня отсюда! Уведи!
В такой толпе это было немыслимо. И хотя Эмма так ни разу и не взглянула на паперть, где на глазах всей толпы происходило венчание, она слышала каждое слово.
– Я, Ролло, герцог Нормандский, беру тебя, Гизелла, в законные супруги, дабы иметь тебя при себе на ложе своем и у очага своего…
Эмма старалась зажать уши руками, старалась не слышать этих брачных фраз, в которых ее муж, отец ее ребенка, ее единственный Ролло отрекался от нее ради другой. «Я его ненавижу. Все, что есть во мне к нему – только ненависть».
183 
