очень нудно 
118 
Два черных чулочка и туфли на тонких высоких каблуках — вот все, что еще оставалось на ней. Она была ослепительно хороша. Артуро Флорес не зря выбрал ее моделью для своих работ. Единственное, чего он не сумел (или не хотел?) передать в них, — это ее почти осязаемой, брызжущей во все стороны чувственности.
Эти брызги огненными каплями прожигали ему грудь, горячими струйками стекали по телу, вызывая приступы резкой и сладкой боли.
Секунды шли одна за другой. Нервозность Фэб возвращалась к ней. Почему он молчи г? Чем дольше он смотрел на нее, тем больше ей начинало казаться, что он находит в ней нечто неприятное. Вспышка ее игривой самоуверенности погасла, и сейчас ей пришло вдруг на ум, что она ни капли не походит на всех этих нынешних худощавых и стройных манекенщиц. Она незаметно оглядела себя. Бедра округлы и широки, живот никак не назовешь впалым, ноги не в меру полноваты. Она устыдилась собственной наготы и присела, чтобы поднять платье.
Дэн мгновенно оказался на ногах, тревожно сомкнув брови.
— Фэб, милая, это только шутка. Ты ведь понимаешь это, не так ли? — Он осторожно тянул платье из ее рук.
Огненная волна пробежала по телу Фэб, когда ее соски коснулись его груди. Она прижалась щекой к его плечу. Разум кричал: уходи, опасность! — но сердце шептало: здесь твой дом!
— Что случилось, ответь мне, Фэб? Ты же знаешь, я не хотел оскорбить тебя.
Она могла бы как-нибудь отшутиться, но ей было уже не до шуток.
— Я смущаюсь, когда ты так смотришь на меня.
— Как я смотрю?
— Я знаю, что мне надо бы похудеть фунтов на десять, но я не могу соблюдать диету, а ты привык к другим женщинам… типа Вэлери.
— Какое отношение имеет к этому Вэлери?
— Она худенькая, а я немного… крупна.
— Господи Боже ты мой! Я прекращаю иметь дело с женщинами. Отныне и навсегда! — Он положил влажную ладонь ей на бедро. — Я знаю, это бывает с женщинами. Комплексы, неуверенность в себе и прочее такое, но поверь, тебе не о чем беспокоиться. Послушай меня, Фэб, когда ты начинаешь сомневаться в собственной сексапильности, это выглядит так, как если бы какой-нибудь миллиардер тревожился из-за того, что баксы слишком зеленые.
— Ты так разглядывал меня.
— На тебя невозможно смотреть по-иному, но я понял свою ошибку. Начиная с этого момента я собираюсь держать свои глаза закрытыми.
Он крепко зажмурился и стал, как котенок, тыкаться ей лицом в грудь. Она рассмеялась и крепко обхватила руками его голову.
Она не поняла, как они очутились в постели, она лишь осознала вдруг, что он укладывает ее на мягкое лоскутное одеяло и уходит. Она встрепенулась, но он сделал ей успокаивающий жест рукой. Она лежала на животе, ощущая прохладу одеяла, и наблюдала, как он раздевается.
— Я все еще в чулках.
— Знаю.
Он провел пальцем по черному нейлону, и она, повернув голову, заметила, что эти чулки возбудили его.
— Разведи их пошире. Пожалуйста. Она сделала, как он сказал.
— Шире, — настаивал он. — Подтяни колени. Она сделала и это.
— Ты опять смотришь.
— Ты такая красивая, на тебя нельзя не смотреть.
Она задохнулась, когда он коснулся ее естества кончиком указательного пальца, и совсем обмерла, почувствовав там его губы. Чувство неловкости от неудобной позы сменилось жгучим стыдом, потом накатила волна вожделения. Опираясь на локти, бесстыдно приподнимая таз, она подавалась навстречу его дразнящим касаниям.
Его движения становились все более смелыми, он проникал в нее все глубже и глубже, делая медленные круговые движения. Она лежала с открытым ртом, хватая воздух короткими быстрыми глотками. Ее существо отрешилось от всего окружающего, ее ощущения сконцентрировались в одном-единственном пятачке ее тела, и она по спирали неслась навстречу неведомой жаркой и влажной пропасти.
Она знала, что он ожидает ее там, она чувствовала его губы, его влажный шершавый язык, а потом ощутила в себе уже не один, а два его пальца. Жадных. Бесцеремонных.
Она знала, что он наблюдает за ней. Слышала, как он подстегивает ее страсть.
— Все хорошо, малышка. Все просто замечательно. Не сдерживай себя. Давай добавим еще.
— Нет, — задыхаясь, она едва сумела это сказать. — Нет. Я хочу тебя.
Его пальцы ушли глубже.
— Хочешь, детка? Хочешь?
— Да!
Ее глаза широко распахнулись. Эти пальцы! Они проникали повсюду. Стыд был неведом ему.
Он засмеялся каким-то дьявольским, жестким, холодным смехом:
118 
