очень нудно 
420 
* * *
Мимо Летнего сада брёл, одетый в штатское, один из эфиопов, бывало охранявший в золотом наряде и в тюрбане вход в кабинет императора. Вид у него был жалкий.
* * *
Одного прохожего арестовали за то, что у него толстая рожа (городовой?). Другого – что слишком быстро шёл по улице (хочет скрыться?).
* * *
По Театральной площади две образины тянули маленькие санки, и к ним привязанный труп городового на спине. Из встречных останавливались и со смехом спрашивали, как «фараон» был убит. А двое мальчишек лет по 14 бежали сзади и старались всадить убитому папиросу в рот.
Трупы убитых городовых сбрасывали и в помойные ямы.
* * *
На Николаевском вокзале напирала, напирала солдатня на буфет, требуя закусок. Потом вломились, разогнали поваров, что можно – съели, перебили все тарелки до последней, а столовое серебро и бельё унесли. Говорили: в Думу.
Приходят поезда – на перроне солдаты не дают носильщикам работать, вместо них таскают вещи пассажирам, зарабатывают. И какие-то типы тоже таскают, иногда исчезая вместе с багажом.
* * *
Ораниенбаумские пулемётные полки входили в город через Нарвскую заставу несколько часов, полдня, так растянулись. Чтобы пулемёты не замёрзли – несли их обмотанными войлоком. Ленты с патронами – крест-накрест, крест-накрест поверх шинелей. И воротники шинелей, усы и бороды обелились от путевого дыхания.
А вошли – как же пулемёты в дело не пустить? – да вот, говорят, городовые с крыши стреляют. Постреляли у Нарвских ворот.
У Путиловского завода – встреча с рабочими. Объяснили пулемётчикам, что надо в Думу идти. Но туда ещё путь долгий, и устали, и надо же всех своих дождаться.
* * *
Образованные петербуржане – как в возбуждённом бреду, в сомнениях, страхах, радостной решимости. Целый день кто-нибудь сидит у телефона и собирает телефонные слухи. (Вот, говорят, Михаил Александрович в Петрограде. Вот, говорят, и Николай Николаевич приехал).
А домашней прислуге, если не стара, больше всего беготни: побежит по улицам, что-нибудь высмотрит, узнает, прибежит господам расскажет и опять убежит. Да почти у всех ворот кучки-клубы.
Постоянно поддерживается самовар в окружении снеди – для приходящих знакомых и полузнакомых. Разговоры сладкие: переворот – самый респектабельный, Государственная Дума дала своё имя. Теперь у нас, очевидно, будет монархия английского типа. Уж раз Дума взяла власть, то всё пойдёт гладко, и война скоро кончится.
Впрочем – где он, царь? И войска его ведь идут на Петроград?
Против Думы? – не посмеют.
А если сменится царь – деньги в банках не пропадут?
* * *
Уже после «Известий Совета Рабочих Депутатов» и малочисленней их появилась и как бы настоящая газетка – просто «Известия» комитета петроградских журналистов. Тут – новости: перерыв Думы, письма Родзянки царю, взятие Арсенала, «Крестов», разгром охранки, арест Щегловитова, создание думского комитета – да всё уже и так известное.
А вот про царские войска, идущие на Петроград, нигде не напечатано – а только слухи, слухи.
* * *
А на улицах во многих местах – марсельеза! И оркестры играют, и хором поют – и всё это изуродованно, неумело, – но снова, снова, всё шире и без конца.
И в этой марсельезе – ощущение стихийного, бесповоротного сдвига.
Стали вывешивать красное и на воротах домов.
* * *
Резкий долгий рожок, чтобы все разбежались. Длинный синий роскошный автомобиль с золотыми императорскими орлами на дверцах, с красным флагом у руля, весь наполнен вооружёнными матросами. Кричат, машут.
* * *
С середины дня уже не осталось никакого «противника», никаких военных действий. Не осталось и «неприсоединившихся» частей – все до мелких теперь присоединились: шли к Таврическому дворцу или слали депутации.
Но и возрастал громёж магазинов и складов.
* * *
Стройно идущая с барабанным боем часть – вдруг рассыпается от случайного выстрела сзади.
Солдаты без офицеров!… (Офицеры – по квартирам.)
* * *
Революционные солдаты – многие без поясных ремней, в расстёгнутых шинелях. Лица радостные, но и растерянные. Как украшенье на многих – пулемётные ленты: вкось через плечо, и по поясу, и просто в руках носят, безо всяких пулемётов.
420 
