23 
Она много работает. Она видит перспективу и сознает важность своей работы. Она в восторге от начальства и от коллег; они оказались примерно такими, как она ожидала. Я исключительно хорошо подготовлена к таким занятиям, напоминает себе Эмили. Все отлично. И отец говорил ей, как здорово она подходит для этого дела Отец необыкновенно гордится Эмили. В аэропорту он сказал ей, что она похожа на мать, а еще — на его южновьетнамского коллегу, погибшего в горах Лаоса накануне Рождества 1971 года. Это были у него самые высокие похвалы. Все хорошо, и все идет точно как она ожидала.
Но чем тогда объяснить кое-какие неуютные странности?
Вчера, в воскресенье, она читала под деревом на острове Маргариты. Куранты прозвонили одиннадцать, Эмили читала и поглядывала на компанию американцев и канадцев, игравших в какую-то жалкую разновидность футбола без захватов. В Небраске ни один из этих мальчишек не потянул бы даже в самом вялом матче, кроме Тодда и Дэнни, конечно. И вот Эмили открыла глаза, и солнце уже где-то далеко за спиной, она увидела над собой древесную крону, и футболисты уже все разошлись, кроме одного, который сидел рядом, привалившись к стволу, и читал ее книгу.
— Доброе утро, соня.
— Который час?
— Четыре тридцать.
Эмили заставила его повторить; думала, это шутка. Она еще сонная, даже снова отключилась на несколько минут. Задремать на людях на пять с половиной часов!
Но она осталась лежать поддеревом, не чувствуя ни желания, ни надобности хотя бы встать. Лежала, закинув руки за голову, рюкзачок вместо подушки, и болтала с Джоном, оттого что не представляла, что еще можно делать и где еще быть — странное чувство. Эмили рассказывала о своей семье — просто потому, что он спросил. Рассказала ему больше, чем кому-нибудь, не обнаружив почти никакой безотчетной сдержанности или предвзятости, потому что ни то ни другое не подходило в ситуации, к которой Эмили была совершенно не готова, но которая все равно не требовала выброса адреналина или спешного обдумывания, чем обычно оборачивается у нее неподготовленность.
— Расскажи про твоего отца, — попросил он, как-то сразу почуяв главную тему.
С чего же начать? Фермер, вдовец… Нет, Эмили решила начать с кругов. Своих детей Кен Оливер приучал ценить круги. Мы окружены пятью концентрическими кругами — каждый из нас, — и эти круги задают наше место в жизни, они нам опора в опасности и, кроме того, они преумножают пашу силу — как волны, расходящиеся от нас. В центре находится личность с ее (его ли) Богом данными талантами; потом идет круг образования, то есть способность эти таланты развивать; потом — круг семьи; потом — круг общества; потом — страны; потом — Бога. Долг идет из центра к периферии, сила — от периферии к центру.
— Ух ты! Ты в это веришь?
Конечно. Хотя еще никто не спрашивал ее в таком тоне. Обычно Эмили не приходится говорить о кругах с теми, кто никогда о них не слышал. Старшая сестра Бет, замужем и с двумя детьми на другой ферме в сорока милях в сторону Линкольна, однажды сказала, что круги, возможно, не так уж полезны, даже самому папе. (Бет отлично помнила мать и говорила, что мамина смерть только сделала отца «больше похожим на самого себя».) Эмили пересказала сестрину ересь младшему брату Роберту, морпеху, который сейчас в Твентинайн-Палмз. Роберт не согласился: мол, Бет, вероятно, просто не задумывалась о кругах как следует. Правда, нельзя спросить старшего брата Кена, потому что однажды он просто уехал, и то был конец Кена Оли вера-младше го. «Наркотики», — объяснил отец и больше никогда о нем не заговаривал, хотя помогал приходской группе поддержки завязавших наркоманов.
— Так, выходит дело, вы из тех самых краев, где женят еще детьми!
— Да, еще как. Я обещана одному фермеру через семь округов от нас, и за мной дают трех добрых коров, только мне придется пройти тест на непорочность, когда вернусь домой из Венгрии.
Она не рассказала Джону остального, но рассказала достаточно, чтобы после удивляться, что же происходит с ней в этой стране.
С 1961-го по 1967-й поездки Кена Оливера во Вьетнам и соседние территории были приемлемо нечастыми и приемлемо недолгими. Но потом ему не оставалось ничего другого, как покинуть в Джорджтауне жену с четырьмя детьми и засесть на три года с лишним без отпусков в Сайгоне, откуда он постоянно выезжал то на север, то в Лаос. Последняя его экспедиция была сразу после Рождества 1971 года, и в этой экспедиции он стал свидетелем гибели «благороднейшего из всех людей, кого я знал, Эмми». «Божьей милостью» ему удалось вернуться в Сайгон, где он тут же получил известие, что его жена Марта внезапно заболела и он должен немедленно ехать в Джорджтаун, чтобы ее повидать. Во Вьетнам он так и не вернулся, уволившись со службы после скорой смерти Марты, забрал детей в Небраску, где жили его родители и где привольные деревенские угодья, которые для подрастающих детей лучше, чем джорджтаунские дипломатические приемы и раковые палаты.
23 
