— Этикет, который я презираю, — объявил ее супруг. — Если он нуждается в нашем обществе, так пусть сам его ищет. Ему известно, где мы живем. Я не намерен тратить мое время, гоняясь за соседями всякий раз, когда они будут возвращаться после отъезда.
— Ну, я знаю только одно: если вы не поедете к нему, это будет невежливостью, какую и вообразить невозможно. И все равно я приглашу его отобедать у нас, это я положила твердо. Нам так или иначе надобно пригласить миссис Лонг и Голдингов, значит, считая с нами, за столом будет тринадцать, и как раз останется местечко для него.
Утешившись таким решением, она легче смирилась с невежливостью своего супруга, хотя ее и язвила мысль, что вследствие этой невежливости все ее соседи увидятся с мистером Бингли раньше них.
Когда день его возвращения приблизился, Джейн сказала сестре:
— Я начинаю жалеть, что он приезжает. Для меня это ничего не значило бы, я бы увидела его с полным равнодушием, но мне нестерпимо без конца слушать постоянные разговоры о его приезде. У маменьки самые лучшие намерения, но она не знает… никто не может знать… как меня ранит то, что она говорит. Ах, я буду счастлива, когда он снова уедет из Недерфилда!
— Я была бы рада сказать тебе что-нибудь утешительное, — ответила Элизабет, — но это не в моей власти. Тебе придется мучиться и дальше, а я лишена удовольствия, которое получают люди, проповедуя страдальцам набраться терпения. Ведь у тебя его и так с избытком!
И вот мистер Бингли приехал. Миссис Беннет через посредство слуг умудрилась чуть ли не первой узнать об этом, и тем, елико могла, продлила время своих тревоги досады. Она считала дни до того, как правила приличия дозволят послать ему приглашение отобедать у них, ведь увидеть его прежде никакой надежды не было. Однако на третий день после его приезда в Хартфордшир она увидела из окна своего будуара, как он миновал ворота и направил лошадь к дому.
Тотчас дочери были призваны вкусить от ее радости. Джейн упрямо осталась сидеть, но Элизабет из угождения маменьке подошла к окну, посмотрела, увидела рядом с ним мистера Дарси и снова села рядом с сестрой.
— С ним какой-то джентльмен, маменька, — сказала Китти. — Кто бы это мог быть?
— Какой-нибудь друг, душечка. Откуда мне знать!
— О! — сказала Китти. — Он похож на того, который и раньше ездил с ним всюду… мистер… как бишь его? Такой высокий и всегда важничал.
— Боже милостивый! Мистер Дарси! Право, так оно и есть. Ну, любой друг мистера Бингли встретит здесь любезный прием, да только, признаюсь, мне и глядеть на него противно.
Джейн посмотрела на Элизабет с тревогой и сочувствием. Она лишь очень мало знала об их встрече в Дербишире и поэтому сочувствовала неловкости, какую должна была, по ее мнению, испытать сестра, увидев его почти впервые после того письма с объяснениями. Однако неловкость испытывали они обе. Каждая сочувствовала другой и, разумеется, самой себе. А их маменька продолжала тараторить о своей неприязни к мистеру Дарси и о своем решении быть с ним любезной только как с другом мистера Бингли, но они ее не слышали. Для неловкости Элизабет были причины, о которых Джейн и не подозревала. Ведь у нее таки недостало духа показать старшей сестре письмо миссис Гардинер или признаться в изменении своих чувств к Дарси. Для Джейн он оставался человеком, которому Элизабет отказала и достоинства которого не оценила в должной мере. Но сама-то она знала, что именно ему их семья обязана величайшей из услуг, и ее чувство к нему, если и не совсем такое нежное, как у Джейн к Бингли, то, во всяком случае, было столь же оправданными заслуженным. Ее изумление, что он приехал… приехал в Недерфилд, приехал в Лонгборн и сам ищет ее общества, почти не уступало тому, которое она испытала в Дербишире, впервые заметив, как изменилось его поведение.
Краска, которая сбежала с ее лица, вернулась через полминуты и превратилась в нежный румянец, а радостная улыбка добавила блеска ее глазам, когда в этот краткий промежуток она подумала, что его чувства и желания, видимо, все еще остаются прежними. Однако она опасалась поверить этому вполне.
«Прежде я посмотрю, как он будет держаться, — сказала она себе, — а уж тогда будет время питать надежды».
Когда в дверях появился лакей, она склонилась над рукоделием, не решаясь поднять глаза, но тут тревожное любопытство заставило ее взглянуть на лицо сестры. Джейн выглядела чуть бледнее обычного, однако спокойнее, чем ожидала Элизабет. Когда вошли джентльмены, она чуть порозовела, однако ответила на их поклоны с достаточной непринужденностью, с чинностью, равно свободной как от малейших намеков на досаду, так с от излишней любезности.