Читая это письмо, Элизабет покачивала головой. Оно убедило ее, что мистер Бингли не узнает про приезд Джейн в столицу, если только не вмешается случай.
Миновали четыре недели, но Джейн его таки не увидела. Она пыталась убеждать себя, что ничуть об этом не жалеет. Но уже не могла оставаться слепа к пренебрежению мисс Бингли. Две недели, проводя каждое утро в ожидании и каждый вечер придумывая новые оправдания Каролине, она наконец удостоилась ее визита. Но его краткость и перемена в обхождении мисс Бингли не позволили Джейн долее себя обманывать. Письмо, которое она написала сестре тогда же, откроет все ее чувства.
«Моя милая Лиззи, я уверена, не способна позлорадствовать, если ее суждение оказалось вернее моего, когда я признаюсь, что глубоко заблуждалась касательно расположения мисс Бингли ко мне. Однако, милая сестрица, хотя ты оказалась права, не сочти меня упрямой, если я по-прежнему считаю, что, памятуя, как она со много обходилась, мое доверие к ней было столь же естественным, как твои подозрения. Я совершенно не понимаю, зачем она пожелала подружиться со мной, но, повторись что-либо подобное, я уверена, что вновь обманулась бы. Каролина вернула мой визит лишь вчера, а до этого я не получила ни единой записки, ни единой строчки. Когда же она приехала, было видно, что ей этого совершенно не хотелось. Она небрежно извинилась, что не заехала раньше, ни слова не сказала о том, что хочет снова со мной увидеться, и во всех отношениях так переменилась, что я, когда она уехала, твердо решила больше не поддерживать это знакомство. Мне жаль ее, хотя я не нахожу ей оправдания. Она поступила очень дурно, оказывая мне столь особое внимание. Я могу не колеблись утверждать, что она, а не я искала нашей дружбы. Однако я жалею ее, потому что она не может не чувствовать, насколько дурно поступала, и потому, что причиной, я совершенно убеждена, была тревога за брата. Думаю, ты понимаешь, что я подразумеваю. Хотя мы обе знаем беспричинность подобной тревоги, но если она ее испытывает, то в ней-то и кроется причина такого обхождения Каролины со мной. Он так — и вполне заслуженно — дорог своей сестре, что любая тревога, которую она за него испытывает, вполне естественна и похвальна. Но я не могу не удивляться, что она и сейчас питает подобный страх, ведь если бы он испытывал ко мне хоть какую-нибудь нежность, то мы увиделись бы уже давным-давно. Ему известно, что я в Лондоне, в этом меня убедили некоторые ее слова. Тем не менее она держалась так, будто хотела убедить себя в его расположении к мисс Дарси. Я не могу этого понять. Если бы я не опасалась судить ее слишком строго, то, наверное, не удержалась бы и сказала, что все это слишком похоже на обдуманный обман. Но я постараюсь отогнать все печальные мысли и буду думать только о том, что делает меня счастливой. O твоей любви ко мне и неизменной доброте милых дяди и тети. Поскорее ответь мне. Мисс Бингли сказала что-то о том, что он больше не вернется в Недерфилд, не станет продлевать аренду. Однако без большой уверенности, так что лучше не упоминай об этом. Я чрезвычайно рада, что ты получаешь такие хорошие известия о наших друзьях в Хансфорде. Прошу, поезжай повидать их с сэром Уильямом и Марией. Я уверена, ты очень хорошо проведешь там время.
Твоя… и прочее, и прочее».
Это письмо немного расстроило Элизабет, но она повеселела, подумав, что Джейн хотя бы больше не будет обманываться в Каролине Бингли. Все надежды на брата последней надо было оставить. И она даже не хотела бы, чтобы его ухаживания возобновились. Он все больше и больше падал в ее мнении. И она начинала серьезно думать, что самой заслуженной карой для него, да и лучшим для Джейн, был бы его скорый брак с мисс Дарси, так как, судя по рассказу Уикхема, та заставила бы его горько пожалеть о том, что он так легкомысленно отверг.
Примерно тогда же миссис Гардинер напомнила Элизабет о ее обещании касательно Уикхема и потребовала новостей. То, что могла ответить Элизабет, должно было скорее обрадовать ее тетушку, чем доставить удовольствие ей самой. Его видимое предпочтение было забыто, он больше не оказывал ей знаков внимания и теперь ухаживал за другой. Элизабет была достаточно наблюдательной, чтобы все заметить. Но и смотреть на это и писать об этом не причиняло ей особой боли. Ее сердце было покорено лишь самую чуточку, а тщеславие вполне удовлетворялось мыслью, что она была бы его первой и единственной избранницей, если бы того пожелала фортуна. Нежданно обретенные десять тысяч были главным очарованием барышни, поклонником которой он теперь стал. Тем не менее Элизабет, пожалуй, оказалась тут более близорукой, чем с Шарлоттой, и не ставила ему в вину его желание обрести благосостояние и независимость. Напротив, ничто не могло быть натуральнее. И полагая, что отказ от нее очень разумное решение, удачное для них обоих, и могла искренне пожелать им счастья.