очень нудно 
61 
— Дражайшая кузина, пусть мысль о вашем туалете вас не смущает. Леди Кэтрин отнюдь не требует от нас том элегантности, какая пристала ей и ее дочери. Я посоветовал бы вам надеть то платье, которое наряднее остальных, более ничего не требуется. Леди Кэтрин не подумает о вас хуже из-за простоты вашей одежды. Она предпочитает, чтобы внешность отвечала положению людей в обществе.
Пока они одевались, он два-три раза подходил к дверям их комнат, прося поторопиться, ибо леди Кэтрин весьма не любит, когда ее заставляют ждать с обедом. Такие грозные описания характера и образа жизни ее милости совсем перепугали Марию Лукас, не привыкшую бывать в свете, и она думала о предстоящем визите в Розингс почти с тем же трепетом, как ее папенька — о своем представлении ко двору.
День выдался прекрасный, и они совершили приятную прогулку в полмили по парку. Любой парк обладает своей прелестью, своими красотами, и Элизабет многое понравилось, хотя она не пришла в тот восторг, какого ожидал мистер Коллинз, и на нее почти никакого впечатления не произвело перечисление окон на фасаде, каким он ублажил их, как и сообщение, во что их застекление обошлось в свое время сэру Льюису де Бэру.
Пока они поднимались по ступеням крыльца, ужас Марии возрастал с каждым шагом, и даже сэр Уильям не совсем сохранил спокойствие. Элизабет же ничуть не утратила присутствия духа. Из того, чего она наслышалась о леди Кэтрин, ничто не указывало на особые, внушающие трепет достоинства или необыкновенные добродетели, а величественность, которую придают деньги и родовитость, никакого страха ей не внушала.
Из передней, где мистер Коллинз не замедлил с восторгом указать им на гармонические пропорции и изысканные украшения, лакеи проводили их в гостиную, где сидели леди Кэтрин, ее дочь и миссис Дженкинсон. Ее милость поднялась им навстречу с величайшей снисходительностью, а так как миссис Коллинз заранее убедила мужа, что церемонию представления следует поручить ей, все приличия были соблюдены без извинений и излияния благодарностей, которые счел бы необходимыми он.
Сэра Уильяма, хотя они побывал в королевском дворце, окружающая роскошь ввергла в полную растерянность, так что у него хватило храбрости лишь на то, чтобы отвесить самый низкий поклон и сесть, не произнеся ни слова, а его дочь, перепуганная почти до бесчувствия, пристроилась на самом краешке стула, не зная, куда девать глаза. Элизабет ничуть не смутилась и могла с полным спокойствием рассмотреть двух дам и благородную девицу. Леди Кэтрин оказалась высокой дородной женщиной с резкими чертами лица, которое когда-то могло быть красивым. В ее облике не было никакой мягкости, и приняла она их в манере, не позволявшей ее гостям забыть, кто они и кто она. Внушительного молчания она не хранила, но любое ее слово произносилось столь властным тоном, с такой уверенностью в своей значительности, что Элизабет тотчас вспомнился мистер Уикхем, и дальнейшие наблюдения убедили ее, что леди Кэтрин была именно такой, какой он ее нарисовал.
Когда, рассмотрев мать, в чьем лицеи манере держаться она нашла некоторое сходство с мистером Дарси, Элизабет обратила взгляд на дочь, она почти так же, как Мария, была поражена ее тщедушием, маленьким ростом и тем, насколько она не походила на мать ни фигурой, ни лицом. Мисс де Бэр выглядела бледной и болезненной, черты ее лица, хотя и не лишенные миловидности, были незначительными, и она почти все время хранила молчание, изредка тихим голосом обращаясь к миссис Дженкинсон, в чьей наружности не было ничего примечательного. И она только слушала ее и помещала экран на надлежащем расстоянии от ее глаз.
Они просидели так несколько минут, а затем их всех послали к окну полюбоваться видом. Мистер Коллинз сопроводил их, чтобы указать на все красоты, а леди Кэтрин благосклонно объяснила им, что летом вид этот много красивее.
Обед был весьма великолепным, со всеми лакеями и серебряной посудой, обещанными мистером Коллинзом; и, как он тоже предсказал, по желанию ее милости ему предложили место в другом конце стола, напротив хозяйки дома, так что чаша его счастья переполнилась. Он разрезал жаркое и дичь, ели одобрял с восхищенной поспешностью, и каждое кушанье удостаивалось сначала его похвалы, а затем похвалы сэра Уильяма, которым уже настолько пришел в себя, что поддерживал каждое слово зятя с такой истовостью, что Элизабет не понимала, как леди Кэтрин это терпит. Однако леди Кэтрин, казалось, была довольна их чрезмерными восторгами и отвечала самыми милостивыми улыбками, особенно когда оказывалось, что они никогда прежде не пробовали того или иного блюда. Общая беседа за столом таки не завязалась. Элизабет была готова заговорить, едва представилась бы возможность, но она сидела между Шарлоттой и мисс де Бэр — первая была занята тем, что слушала леди Кэтрин, а вторая за все время обеда не сказала ни слова. Миссис Дженкинсон главным образом ахала, как мало ест мисс де Бэр, уговаривала ее попробовать что-нибудь еще и опасалась, что она захворает. Мария и подумать не могла о том, чтобы заговорить, джентльмены же только ели и восхищались.
61 
