— Гм, — сказала ее милость. — Свое мнение вы высказываете очень решительно для столь молодой особы. Скажите, сколько вам лет?
— Если три мои младшие сестры уже выросли, — ответила Элизабет с улыбкой, — ваша милость не может ожидать, что я признаюсь в своем возрасте.
Леди Кэтрин, казалось, была поражена, не получив прямого ответа, и Элизабет подумала, что, видимо, она первая осмелилась ответить шуткой на подобную высокомерную бесцеремонность.
— Вам не может быть более двадцати лет, а потому вам незачем скрывать свой возраст.
— Во всяком случае, мне не двадцать один год.
Когда джентльмены присоединились к ним и чай был выпит, разложили карточные столики. Леди Кэтрин, сэр Уильям, мистер и миссис Коллинз сели сыграть партию в кадриль, а так как мисс де Бэр предпочла казино, двум барышням вкупе с миссис Дженкинсон досталась честь играть с ней. За их столом царила нестерпимая скука. Молчание нарушалось, лишь когда этого требовали карты или же когда миссис Дженкинсон выражала опасение, что мисс де Бэр слишком жарко или слишком холодно, что свет слишком для нее яркий или слишком тусклый. За соседним столом игра шла оживленнее. Говорила главным образом леди Кэтрин — указывала остальным троим на их ошибки или рассказывала о каком-либо случае из собственной жизни. Мистер Коллинз усердно соглашался со всем, что изволила сказать ее милость, благодарил ее за каждую выигранную фишку и извинялся, если ему казалось; что он выиграл их слишком много. Сэр Уильям больше помалкивал, старательно запоминая занимательные случаи и аристократические фамилии.
Когда леди Кэтрин и ее дочери карты наскочили, столики были убраны, миссис Коллинз предложили экипаж, она должным образом поблагодарила, и тут же было приказано его заложить. Затем общество собралось у камина выслушать, какую погоду, по решению леди Кэтрин, им следует ожидать назавтра. Затем доложили, что экипаж подан, и после множества изъявлений признательности мистера Коллинза и такого же множества поклонов, отвешенных сэром Уильямом, они отправились восвояси. Едва экипаж отъехал от крыльца, как кузен потребовал, чтобы Элизабет высказала мнение обо всем, что ей довелось увидеть в Розингсе, и отзыв ее, ради Шарлотты, был более хвалебным, нежели искренним. Однако эти похвалы, хотя они стоили ей немалых усилий, нисколько не удовлетворили мистера Коллинза, и вскоре он почувствовал себя обязанным самому взяться за панегирик леди Кэтрин.
Глава 30
Сэр Уильям провел в Хансфорде всего неделю, но ее оказалось достаточно, чтобы он убедился, что жизнь его дочери исполнена всяческого благополучия и что мужа лучше и соседки лучше, чем у нее, вообразить невозможно. Пока сэр Уильям гостил у них, мистер Коллинз каждое утро катал его в шарабане по окрестностям, но после его отъезда жизнь в доме вошла в обычную колею, и Элизабет с радостью убедилась, что из-за этого они не стали видеть ее кузена чаще. Большую часть времени между завтраком и обедом он теперь посвящал либо работе в саду, либо чтению, либо писанию проповедей или писем, либо созерцанию проезжей дороги, на которую выходили окна его рабочего кабинета. Комната, в которой сидели барышни с его супругой, была обращена окнами во двор. Вначале Элизабет удивлялась, почему Шарлотта не предпочла для этого столовую, более обширную и не с таким унылым видом из окон. Но вскоре она убедилась, что у ее подруги имелась весьма веская на то причина, ибо мистер Коллинз, несомненно, проводил бы в кабинете гораздо меньше времени, если бы они выбрали для себя более привлекательный приют. И она воздала Шарлотте должное за ее мудрый выбор. Из гостиной они не могли видеть дорогу и только благодаря мистеру Коллинзу знали, какие экипажи проследовали по ней, и особенно сколько раз мимо проезжала мисс де Бэр в своем фаэтоне, о чем тут же торопился сообщить им, хотя это происходило почти каждый день. Довольно часто она останавливалась, чтобы побеседовать с Шарлоттой, но уговорить ее выйти из экипажа не удавалось почти никогда.
Редко выпадали дни, когда бы мистер Коллинз не отправлялся в Розингс. Немного было и таких, когда его супруга не решала бы, что ей следует пойти туда с ним; и до тех пор, пока Элизабет не сообразила, что, возможно, в распоряжении семьи его покровительницы есть и другие приходы, она не могла понять, ради чего приносилось в жертву столько часов, которые можно было бы использовать с большей пользой. Иногда ее милость удостаивала их чести своего визита, и тогда от ее внимания не ускользало ничего. Она спрашивала, чем они занимаются, рассматривала плоды их трудов и советовала все делать иначе; указывала, что мебель расставлена неверно, или обнаруживала доказательства, что их служанка ленится. И если она соглашалась откушать у них, то словно бы лишь для того, чтобы убедиться, что миссис Коллинз покупает слишком много мяса на жаркое для столь небольшой семьи. Элизабет вскоре заметила, что эта знатная дама, хотя и не занимала судейской должности в графстве, в своем приходе посрамила бы самого деятельного мирового судью, так как от мистера Коллинза до мельчайших подробностей знала обо всем, что там происходило. И если те или иные себя более жребием или просто бедны, она величественно появлялась в деревне, дабы уладить их споры, положить конец их жалобам и, выбранив, принудить их к дружественной гармонии и благосостоянию.