Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
191 
Пили чай, обсуждали российские судьбы. Раз Бубликов предполагался в члены нового правительства – тем лучше, их визит приобретал характер разведки. Кривошеин знал за собой умение шармировать собеседников, и не хотел сдерживать его.
– Да неужели же Россия не заслужила наконец иметь сильное правительство из талантливых людей?
Все были согласны.
– Однако, чтобы стать правительством, вам надо сперва навести порядок хоть у себя в Таврическом. Потом – в городе.
Рассказал, как арестовывали и водили сына.
Да гораздо больше Кривошеин знал, чем успевал тут высказать. Он знал этот обширный и медленный ход статистических обследований, сводных результатов, из которых рождаются первые мнения, потом проектов, контрпроектов, аргументированных докладных отточенным языком, затем высочайших рассмотрений, работ назначенных комиссий, новых докладов на совете министров, прений, высочайших утверждений, – десятилетиями он жил в этой плавной деятельности, и нельзя было поверить, чтобы что-нибудь подобное родилось из сегодняшнего хаоса. (И без него).
– Да-а-а, – пошучивал он. – Вы нас изводили своими безумными резолюциями, а теперь мы поменяемся с вами местами. Вы теперь пойдёте в министры, а мы – будем работать в общественных организациях и вас отчаянно критиковать. Только у нас есть долгий опыт государственной работы, а у ваших министров – никакого.
И в это самое время зазвонил телефон. Бубликов схватил трубку – радостно вскричал:
– Состав правительства? -
и стал принимать и всем присутствующим повторять вслух: князь Львов… (И для Кривошеина всё было кончено). – Милюков – Гучков – Шингарёв… Он весело это повторял, но с трудом скрывая волнение; как близилось к путям сообщения, лицо его разгоралось.
Всего-то! – ловил Кривошеин. Только и могли они придумать – Львов, Милюков… безнадёжные кадеты. Всего-то? И не понимают они, что ещё в начале зимы такой кабинет мог бы вытянуть, – но протряся через революцию? Государственного опыта – нет, это главное. А без него – кто вы?
Hundert fünfzig Professoren…
Vaterland, du bist verloren!
(Сто пятьдесят профессоров…
Отечество, ты погибло!)
Запнуться Бубликова и изумиться всех заставил Терещенко: что-о? кто-о? Этот юноша по балетной части, лакированный денди – министр финансов???
Но тут дошёл до еле скрываемого надрыва голос Бубликова:
– …Путей сообщения… – Не-красов??? -
Ещё произнёс, по инерции, – и голос оборвался, лицо потемнело, и больше он вслух не передавал, опустил трубку. И в кресло вплюхнулся.
Царский министр Трепов, достигший безопасности, давал волю своему постороннему удивлению:
– Да Некрасов никогда на путях сообщения не работал. Лектор по статике сооружений без единого научного труда. Последнее, что у него может быть, это студенческие конспекты 15-летней давности. Да материалы к нескольким думским речам. Никакой практики.
– Да вообще ничтожество!
Но разве этим выражалось всё оскорбление? весь удар в сердце?! весь разлом мира?! Разве этим??
Свинцово вскипело и нуждалось выбрызнуть, – а Бубликов должен был ещё не давать лицу измениться, ещё делать вид – и не сразу вскочить и бежать в другую комнату, к другому телефону – звонить им туда! и выплеснуть!
Но – кому? Он даже не мог оплеснуть коварного Родзянку, раздутого, крупного, громкого, потому что тот за трое суток уже опал тряпичным мешком. Ах, так и случилось! Сам виноват, что здесь сидел, ушёл из Думы, захватывал им железные дороги – на кого работал?! Подталкивал хлебные эшелоны. Торопил уголь из Донбасса. Звал деповских усилить ремонт. Заместил убитого Валуева. А теперь?…
Бешено кричал в трубку, чтобы только освободиться, не задушило бы:
– С этими хамами я служить не буду!… Разве он эксплоатационник? Разве он может вести министерство?… Если мои заслуги ничего никому не значат… Проходимцы, хамы! Губят Россию!… Чистейшая демагогия, наглое издевательство!… Да они не продержатся и двух месяцев, их выгонят с позором!… Да такого позорного кумовства и при Распутине не было!…
Ломоносов, с перекатным котлом головы и метучим взглядом, – был в этой комнате. Всё слышал, всё понял, гневно кивал. Бубликов – прогорел. Но Ломоносов – ещё мог сманеврировать и получить хорошее место. Он согнуто охотился над железнодорожной картой:
– …Та-ак… Поезд с депутатами прибыл в Лугу… Скоро во Пскове… Та-ак… Царь пойман – и начинается новая эра русской истории!…
191 
