423

Хоть и «добился» Пешехонов разрешения на свои «Русские записки», хоть не забывал о них (в отсутствие Короленко вёл их он), но даже заехать на пять минут в редакцию не мог, а только позвонил туда и особенно просил сотрудниц требовать в следующий номер очерка от Фёдора Дмитрича. Хотелось сохранить поярче картину этих неповторимых дней, которой не почувствуют, кто не участвовал, – а Ковынёв умеет описать.

Всё – пришло в движение, и самое прихотливое. Это был – социальный хаос, из которого ещё предстояло создать новое достойное гражданское общество. История редко производит такие социальные опыты. Лицом к лицу с этим хаосом, в самой гуще его, Алексей Васильич переживал редкостный момент, безусловно – самый интересный период своей жизни. При малом сне и беспорядочных днях это сознание очень придавало ему сил. Вот – он кипел в своём любимом народе, в размахе его непритворства – и чего ж ещё желать?

Даже за эти четыре дня уже многие сотрудники его по комиссариату сбились, ушли, вместо них другие, Пешехонов не успевал запоминать всех фамилий и даже в лицо не всегда узнавал, что говорит со своим сотрудником.

Тем более, что и посетители – черезо все кордоны добивались до него, и самые неожиданные.

То через толпу, выделяясь в ней, пробивался священник.

– В чём дело, батюшка?

Приехал из Финляндии:

– Вот, не знаю, как быть: поминать ли царя и фамилию на ектеньях, аль не надо?… По теперешним обстоятельствам вроде как не следует – но и пропускать боязно. А от начальства – нет распоряжения. Приехал в Питер – никого не найду. А вы – как скажете?

То пришли жаловаться, что в их доме после революции перестали топить. Вызывали домовладельца для объяснений.

То какая-то мещанка никого не хотела слушать, а только – самого главного комиссара. А зачем? Вот: нужно ей дрова перевезти на другую квартиру – так дайте разрешение.

– Так перевозите, пожалуйста, кто же вам препятствует?

– Нет уж, батюшка, захватят! Ты мне письменно подтверди.

– Да кто ж захватит?

– Да вы ж и переймёте! Теперь на чужое много охотников – и каждый власть.

Пешехонов написал, но усумнился, уж свои ли дрова она перевозит, послал одного товарища пойти на место и поглядеть. Нет, всё в порядке.

Люди так выражали: «Оно, конечно, свобода, а всё как-то сомнительно.»

Стала и почта деньги выдавать только если комиссариат удостоверит подпись.

А того «коменданта всех чайных», который так грозно заявился вчера, а потом скрылся по дороге в Таврический, – сегодня утром нашли в одной из чайных – лежал совсем расслабленный, оказался морфинист, хотя и действительно врач.

А ещё предстояло комиссариату на своей же Петербургской стороне всячески свою власть отстаивать – от самозванцев и от других властей.

Во-первых, узналось, что действует другой комиссариат – в городской управе на Кронверкском, и даже возник чуть ли не раньше пешехоновского. Проверили, какой-то самочинный кружок интеллигентов, которые, наблюдая безначалие, решили организовать власть, главным образом – продовольственную. Этот претендент оказался не опасным, Пешехонов предложил им перейти и вступить к нему. Поспорили – уступили.

Но ещё объявился отдельный комиссариат – на Крестовском острове. Пешехонов не против был бы, чтобы Крестовский и отделился, и без того район у него обширный, – но дошли слухи, что Крестовский комиссариат своевольничает, производит реквизиции, притесняет местных торговцев. Поехали проверять – оказалось, что избраны на собрании местных граждан, так что образовались демократичнее, чем сам и Пешехонов. Но, сам демократ, не мог Пешехонов допустить такое раздвоение действий и неправильную политику, и, хоть сам назначенный, заставил их подчиниться и проводить политику правильную.

А само собой появлялись на Петербургской стороне и власти, назначаемые сверху, и узнавал о них Пешехонов только случайно. Поступил к нему донос, что в одном доме на Каменноостровском управляющий роздал жильцам листки – заполнить, кто имеет какое оружие и сколько. В доносе подозревалось, что это делается, конечно, с контрреволюционной целью: дом – с барскими квартирами, населён состоятельными людьми. Вызвал Пешехонов управляющего – тот подтвердил, что листки такие раздавал, но не по собственной инициативе, а по распоряжению коменданта Петербургской стороны, который в их же доме и квартирует.

  367