ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Королевство грез

Очень скучно >>>>>

Влюбленная вдова

Где-то на 15 странице поняла, что это полная хрень, но, с упорством мазохостки продолжала читать "это" аж до 94... >>>>>

Любовная терапия

Не дочитала.... все ждала когда что то начнётся... не понравилось >>>>>

Раз и навсегда

Не понравился. Банально, предсказуемо, просто неинтересно читать - нет изюминки. Не понимаю восторженных отзывов... >>>>>

Легенда о седьмой деве

Очень интересно >>>>>




  469  

Шептали:

– К телефону… Пошёл говорить по телефону…

И так – стояли, не нарушая прохода. Пока не повеяло какое-то встречное дуновение – и встречным вихрем открыло выходную дверь – и революционный министр с лицом, бледным до синевы, при чёрной перевязи и отстукивая палкой, пронёсся к себе в кабинет, так исступлённо спеша, что настигал узкой головою – вперёд, скорее!

И адъютантики, придерживая шашки, увивались за ним.

Но у самой двери вдруг – стоп! – министр остановился. Его остановила несдержанная дама в чёрном бархатном манто, даже секунду прохода улучивая обратить на себя министра.

Она говорила поспешно – а министр стоял к Булгакову как раз затылком, коротко стриженным, не выше его и ростом. Он пожал плечами, что-то ответил даме и уже наклонился кинуться в кабинет, как Булгаков, почти для себя неожиданно, вскрикнул:

– Господин министр!

Керенский как захваченный, как изумлённый, круто повернулся к Булгакову своим узким вдохновенным бледно-синим лицом – и впился в него, как бы спрашивая одну секунду: этот ли дерзкий?

– Алексан Фёдорыч! – спешил теперь Булгаков, волнуясь и не сглатывая: – Я – бывший секретарь Льва Николаевича Толстого. Я имею к вам письма от Зинаиды Николаевны Гиппиус, от Дмитрия Сергеевича Мережковского. Они очень просят вас принять меня и уделить одну-две минуты для беседы по неотложнейшему делу!

От перечня блестящих имён улыбка гордости не укрылась на безусом безбородом лице Керенского. Он едва задумался, обернулся на первопопавшегося из адъютантов и, двумя вскинутыми пальцами руки из перевязи описав в воздухе неподражаемо свободные, как всю жизнь употребляемые две петли, в сторону дамы и в сторону Булгакова, выстрелил на выдохе, почти уже без гласных букв:

– Этих двух.

И – скрылись. И – дверь закрылась. И – снова, преградою, вытянулся курьер.

Проход смешался. Возбуждённо заговорили, завидуя счастливчикам.

И тут же – дверь открылась. И узкий офицерик-адъютант, весь сияя от порученной ему обязанности, но и с выражением отчаянного превосходства, объявил:

– Господа! Министр имеет в своём распоряжении только полчаса. – И только даме и Булгакову, отменно вежливо: – Пожалуйте.

Вошли. Но это не оказался кабинет, а лишь предваряющая комната с секретарями, в простых же пиджаках, без каких-либо служебно-мундирных намёков.

В кабинет пропустили даму. Булгаков ждал своей очереди – но тут из приёмной вошёл чрезвычайно самоуверенный эффектно-элегантный старый господин с бритым лицом, а пышно-львиной головой, тоже в штатском. Он положил свой портфель на проходном столе и всем видом показывал, что он здесь – свой, и пойдёт сейчас он. И действительно, выскочивший адъютант, увидев его, тотчас пригласил к министру на смену даме, а Булгакову объяснил:

– Министр примет сначала господина Карабчевского.

Ах, Карабчевский! знаменитый адвокат и даже, кажется, глава коллегии?

Величественная дама вышла в слезах. Секретари подсунули ей стул, один из них стал что-то внушать ей подбодрительно, а она рыдала, рыдала.

Булгаков подумал: а наверно это жена какого-нибудь арестованного крупного сановника, просила облегчения участи, министр отказал. И наверно аргументировал ей, что тысячи «лучших людей» России переиспытали то же, – и отчасти он прав. И по самому Булгакову, когда он кратко сидел в тульской тюрьме, плакала сестра. Вот как всё в жизни умеет оборачиваться поучительно.

Прошли и те полчаса и больше, наконец Карабчевский важно вышел со своим портфелем – и Булгакова пригласили вступить.

Он вступил – и увидел Керенского, сидящего соединив пальцы здоровой и больной кисти, опершись о подлокотники министерского высокого и глубокого кресла, но не за письменным столом, а на середине кабинета. И кажется приглашал Булгакова в такое же кресло, стоящее в полуоборот.

Но тут ему доложили, что его зовут к телефону – и опять к другому – из Таврического дворца. Внезапным, как бы отчаянным движением Керенский ударил по подлокотникам, выскочил, узкий, из широкого кресла – и бросился к выходу, без палки, успев однако крикнуть:

– А вы подождите здесь!

Фатум – всё мешал, всё препятствовал, но, кажется, надежда была.

Булгаков оглядывался и изучал кабинет. Было комфортабельно, но и просто. Кресла старинные, но даже с весёлым оттенком. Пересидели здесь многие, и Щегловитов, – а вот теперь Керенский. На стенах довольно явно выделялись более светлые прямоугольные пятна – в тех местах, где были, наверно царские, портреты, и вот сняты теперь.

  469