87 
– Пиши: и батальонах.
– Пиши: и полках!
– А у моряков же как?
Был тут один и матрос:
– На судах военного флота.
… Немедленно выбрать комитеты из выборных представителей от нижних чинов…
– А унтеры что ж?
– А они тоже нижние.
А комитетам этим… чего делать-то?
Да – всё им делать. Чтобы – всё дочиста было им подчинено.
– Так не пойдё! А – строй, команда?
– Да хоть и строй-команда!
– Ну, не! Без офицера не сладится.
И солдаты заспорили. Уже и цельный день прокричали – а всё непонятно.
А Соколов пока, под шум, выводил для конкретности:
… по одному представителю от роты… с письменными удостоверениями… в здание Государственной Думы… 2-го марта к 10 часам утра.
Отнять армию у Государственной Думы. И отнять уже завтра к утру!
Нахамкис веско добавил:
– Николай Дмитрич, оттените: во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется Совету рабочих депутатов и своему комитету. И больше никому.
Соколов быстро писал, перо не кляксило, не задирало, уже перешёл на второй лист.
А Кливанский со своей бумаги заботливо дальше:
– А приказы Военной комиссии исполнять только если не противоречат постановлениям Совета Рабочих и Солдатских…
Нахамкис тихо ушёл.
А солдаты, не мешая перу Соколова, между тем опять заспорили о главном деле, как они понимали: у кого ж будет оружие? В той комнате накричано: офицерам не выдавать. И для свободы – надо б его забрать себе. Но речь не о револьвере, не о шашке, – а ежели полковым оружием офицер не распоряжается, ни пушками – так что за армия будет? на что она гожа?
Но образованные от стола:
– И спорить нечего! Офицерам оружия – ни в коем случае не выдавать.
Да так-то оно и нам безопасней. А только – как же армия?…
… Всякого рода оружие…
– Тогда уже особо пиши: пулемёты, винтовки…
– Гранаты, ничего не пропускай!
– Бронированные автомобили тоже-ть…
– И – протчее! И вообще – всё протчее, а то чего пропустим.
… Должны находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов и ни в коем случае не могут выдаваться офицерам даже по их требованию…
– А на фронте?
– То – на фронте. А ты смотри – тебя бы здесь не издырявили!
– Это – так, братцы, а чо ж? А то они нас опять заворожат.
Там, в дневном перекрике, много чего наворотили: и офицерам не жить вне казарм, и погоны с них снять, и которого рота не подтвердит – на левый фланг. А – как же теперь?
И Линде – вытянув руку, как крыло, будто косо спускаясь к солдатам:
– Да! Да, товарищи! Раз комитеты выборные – то офицеры тем более выборные!
Сробели солдаты: эт' кого мы в офицеры себе сами возжелаем? Вот – его для прикладу?
Ну, не именно из солдат, объяснял Кливанский. Из офицеров же, но которые получше. А которые к вам плохие – метлой.
Солдаты робели.
А образованные за столом – нисколько. И вписали.
Солдаты затоптались: не! не! всё ж таки совсем начисто отменить воинску дисциплину – никак не можно. Всё ж таки немец стоит на нашей земле – и как же в армии без порядку? Просили солдаты: дисциплину оставить.
– Хорошо, – уступил Соколов, удивляясь пугливости стада. И вслух повторял, что писал:
… В строю и при отправлении служебных обязанностей солдаты должны соблюдать строжайшую воинскую дисциплину…
Так, так, – улыбались. Без порядку – кака армия?
– А как из строя рассыпались – так всё, свобода. И солдаты пользуются всеми правами граждан!
Ну, ну, чего ж. Хорошо.
Вписал:
… в своей политической, общегражданской и частной жизни солдаты…
– И – чести больше не отдавать! – Максим из своей бумажки.
Солдатам опять неловко:
– Какая ж служба без чести?
– Не отдавать! – весь задрожал Линде, голову вскинул, румянец на бледных щеках.
– Ну, можно так, – польготили городские за столом, – не отдавать вне прямой службы. Из казармы шаг ступил – и уже не отдавать. На улицах – не отдавать.
Ну, верно. Как уже на улицах и пошло. Сами шашки по-отдавали, признают.
– А сила казалась, братцы, наши командиры, сила! А хлипки на поверку.
– А «ваше благородие», – допрашивал Соколов: – Хоть и на службе – зачем оно? Отменить!
– А правда, братцы, на кой это благородие? Чего оно?
Записал: отменить!
87 
