28 
— Пойдем, мое сокровище, не бойся, — попросил Роберт, помогая ей встать у столба. — Сними сорочку, чтобы мы смогли как следует отрегулировать нашего «Укротителя».
Люсинда молча подчинилась.
Он слегка опустил перекладину, велел Люсинде перегнуться через нее, остался недоволен и опустил бревно еще ниже.
— Попробуй перегнуться снова, — бросил он и на этот раз остался доволен. — Вытяни руки, Люсинда, посмотрим, на какую длину отпустить кандалы.
Вскоре запястья Люсинды сковали железные обручи, подбитые, правда, густой мягкой шерстью, так что кожу ничуть не терло.
— И последнее, — объявил он, поглаживая Люсинду по голой попке, — нужно вставить ноги в зажимы. Разведи бедра, Люсинда… шире… Шире… вот так!
Теперь ей не вырваться! Но поскольку на Люсинде оставались туфли, а зажимы тоже были подбиты шерстью, никакой боли она не ощутила. Правда, в такой позиции она была совершенно беспомощна и целиком открыта Повелителю.
— Смею я спросить, что ты намереваешься делать со мной? — нервно засмеялась она.
— Значит, ты встревожилась, — вздохнул он. — Поэтому я и решил, что нам нужно попрактиковаться, на случай если я не смогу тебя спасти. Не стоит страшиться, Люсинда. Это всего лишь предназначено для того, чтобы без помех поиметь тебя. Но сначала, разумеется, предстоит порка доброй шотландской плеткой. Одних шлепков будет недостаточно для скованной по рукам и ногам женщины. Сейчас я покажу тебе.
Он поднял со стула что-то вроде пояса, но при ближайшем рассмотрении Люсинда поняла, что полоса кожи слишком широка.
— Шесть дюймов ширины, — пояснил Роберт. — Четырехдюймовый конец разрезан на хвосты, завязанные маленькими узелками. Твою кожу они не рассекут, но при правильном использовании прекрасно разогреют зад и приготовят тебя к «закланию». И если ты среагируешь так, как я ожидаю, то, поверь мне, не дождешься, пока тебя возьмет мужчина. Начнем, сокровище мое?
— Погоди! — вскричала она. — Если я должна вынести это перед «Учениками дьявола», кто будет орудовать плетью?
— Только я, — заверил он. — Не позволю никому коснуться тебя. Мужчины, не привыкшие к таким инструментам, теряют разум и осторожность и зверски издеваются над своими жертвами. Но цель порки не наказать, а возбудить женщину, подготовить ее к вторжению мощного копья.
— Понятно, — вздохнула Люсинда, хотя посчитала столь тяжкое испытание совершенно ненужным. — В конце концов, если женщина любит мужчину, она всегда готова ему отдаться и ей не нужны никакие возбуждающие средства, кроме ее собственной страсти.
— Согласен, — кивнул он. — Но есть мужчины, которым необходимо видеть женщину униженную и беспомощную, а бывают также женщины, от природы холодные и не испытывающие плотских желаний. Именно для таких и предназначены столь грубые средства. «Ученики дьявола» давно пресытились обычными блюдами. Им подавай что-нибудь поострее, и подобные спектакли волнуют их. Но это лишь на тот случай, если они откажутся меня послушать. Ты готова, Люсинда?
Нервно сглотнув, она чуть слышно прошептала:
— Да, Робби.
И тут же услышала свист плетки, разрезавшей воздух. Кожаные хвосты обожгли ее ягодицы, и Люсинда слегка взвизгнула. Последовали второй и третий удары. Ей становилось все жарче, но узкие, завязанные узлом ремни все продолжали жалить ее несчастную плоть. Люсинда прикусила губу, чтобы не вскрикнуть.
— Не пытайся проявлять чудеса храбрости, — посоветовал он, — им понравится, если ты станешь выть, умоляя о пощаде.
И снова хлестнул ее.
Люсинда театрально зарыдала.
— Превосходно, сокровище мое, — одобрил Роберт, продолжая истязание. Наконец он сжал ее венерин холмик, проверяя, готова ли она к любовной схватке. Люсинда уже была влажной, но этого ему показалось недостаточно. Пришлось отвесить ей еще четыре полновесных удара под звук довольно убедительных всхлипываний. Вторая проверка показала, что ее лоно горит, как в огне, и истекает прозрачными каплями. Отбросив плетку, он выпустил на свободу свою истомившуюся плоть, стиснул ее бедра и воткнул меч в ее сочившиеся соками ножны. Ее покрасневшая попка, вдавившаяся в его чресла, казалась раскаленной.
— Ах, как хорошо, сокровище мое! — простонал он, окунаясь в нее.
— О да, — выдохнула Люсинда, — восхитительно!
— Хочешь, чтобы тебя вспахали на совесть? — лукаво прошептал он, щекоча языком ее ушко.
Да, скорее, Повелитель, скорее, хочу, чтобы ты взял меня!
28 
