13 
«Нет, только о хороших»,- подумала она, размышляя, слышит ли он ее, если вообще слушает.
На следующее утро под дверью Шайлер обнаружилась еще одна книга. Что все это значит? Он что, решил устроить у нее библиотеку?
На этот раз, поскольку книга была слишком толстой и целиком под дверь не пролезала, ее пропихнули лишь наполовину, и когда Шайлер вытащила ее, бумажная обложка и страницы оказались помяты. Джейн Остин, «Гордость и предубеждение». На этот раз в книгу была вложена записка.
Перри-стрит, 173, № 10. В полночь. Используй ключ.
Шайлер прикоснулась к ключу, который так и носила на шее как талисман. Вчера «Чума». Сегодня «Гордость и предубеждение».
«Интересно, по какому принципу он их подбирает?» – развеселившись, подумала Шайлер.
Кстати, о любовной истории. «Гордость и предубеждение» – очевидно. Шайлер всегда относилась к этой книге скептически, пока не провела целые выходные, с головой уйдя в отраду этого воинственного любовного романа. Элизабет и Дарси не столько любили, сколько на каждом шагу сражались со своим влечением. Шайлер полюбила эту книгу, невзирая на дурные предчувствия, и хранила ее обещание экипажей и Пемберли у себя в груди так же крепко, как верила, что Элизабет должна была сама унаследовать экипажи и поместье. Трудно было даже представить себе столь суровый мир, полный ограничений для женщин, представить себе, как жизнь может зависеть от твоей способности заарканить правильного парня. И все же в подобной истории было нечто глубоко трогательное. Это делало любовный роман куда более… Как там это называется? Драматичным, вот. В любом случае, «Гордость и предубеждение» была куда более притягательной книгой, чем «Чума».
Чувствуя себя ветреной, безрассудной и, пожалуй, отважной – как девушка, бродящая по болотам в темноте,- Шайлер нацарапала записку и подсунула ее под дверь комнаты Джека.
Мистер Дарси, я буду в указанное время.
Элизабет
В полночь Шайлер вставила ключ в замочную скважину и повернула. В квартире было темно, и от этого вид, открывающийся из высоких, во всю стену, окон делался еще более захватывающим: темная река, огни города, Вест-Сайдское шоссе с его лентой желтых такси. Шайлер вошла, заперла за собой дверь и огляделась. В квартире, кроме нее, никого не было.
А потом, прежде чем она успела сделать вдох, перед ней оказался он, его теплые губы приникли к ее губам, руки обвили ее талию, и Шайлер уронила ключ и книгу на пол. Ей хотелось запротестовать… спросить… но она чувствовала, как бьется его сердце, и ощущала силу вспыхнувших между ними чувств. Шайлер отвечала на его поцелуи со страстью, которой даже не подозревала в себе, а он уткнулся лицом в ее шею, как будто не мог ею надышаться, и она сгибалась, клонясь к полу, пока он не упал вместе с нею, и они лежали, продолжая целоваться, а тела их переплелись, будто корни деревьев.
– Джек…- в конце концов произнесла она, когда к ней вернулся дар речи. Джек лежал сверху, и тело его было тяжелым и в то же самое время легким, и ей было приятно чувствовать эту тяжесть.- Я…
Шайлер хотелось сказать ему то, что она желала сказать еще с того самого вечера, когда он впервые поцеловал ее. Тогда он остановил ее – но на этот раз не остановит. Шайлер хотела, чтобы он знал о ее чувствах.
Джек взглянул на нее и приподнял бровь.
В лунном свете он выглядел серьезным, но в глазах плясали озорные искорки. Он разговаривал книгами. Разлука и тоска – «Чума». Добродушное подшучивание и преграды – «Гордость и предубеждение». Он говорил на ее языке. Шайлер смотрела, как он, с растрепанными волосами и блестящими глазами, поднял ее руки над головой так, что она не могла пошевелиться. Сила его рук и мучительное желание знать, когда же он поцелует ее снова, были невыносимы. Ей было больно от силы собственного желания.
Потом Джек наклонился и поцеловал ее, нежно, словно касание перышка, истаявшего, когда она прижалась к нему всем телом.
Шайлер отчетливо осознала, что ей не нужно ничего говорить. Они и так отлично друг друга понимают. У них никогда не будет ничего, кроме этого. Украденных мгновений, украденных поцелуев, тайного прибежища. Никаких прилюдных проявлений привязанности не будет. И в школе, и у него дома – лишь безразличие и отчужденность. Они не будут гулять, взявшись за руки, не будут встречаться на занятиях, не будут ужинать вместе, никогда никуда вместе не пойдут. Никогда.
13 
