В тот день я впервые вышел из дома без пальто. Я вообще довольно опрометчивый человек и всегда раньше других его снимаю. Мне всегда радостно: а, уже пришла весна! А в тот день пожалел: черт возьми, надо же так ошибиться — слишком рано вышел без пальто. Но я решил, что это не тело мое замерзло, а температура понизилась. Когда я вышел из телефонной будки и посмотрел на дорогу, все вокруг предстало передо мной в коричневом цвете — даже белые линии на дороге стали коричневыми. К тому же я еще больше замерз.
Когда я вспоминаю обо всем этом сейчас, меня поражает моя тогдашняя неспособность связать воедино то, что происходило на моих глазах: два пассажира, упавшие на платформе, люди на траве и на дороге, да и на лестнице многие кашляли. Если бы хладнокровно подумал, наверное, должен был бы понять, что и я, и все подверглись какому-то воздействию. А я только корил себя: почему-то в такой холодный день не надел пальто.
Откровенно говоря, голова была как в тумане, и многое, что происходило тогда, я совсем не помню. Вроде слышал сирену «скорой помощи», но в своей памяти я не уверен. Я все же собирался дойти до работы и направился к Нингётё. По пути мне попался полицейский микроавтобус. Увидев, в каком я состоянии, они сразу посадили меня в машину. Полицейские машины были мобилизованы подбирать людей, которые бродили, шатаясь, около станций метро, поскольку не хватало неотложек.
Прежде чем меня подобрала полицейская машина, думаю, я прошел метров двести и уже был недалеко от фирмы.
Меня сильно качало, и дорога выглядела коричневой, но я только думал, что все это очень странно и не понимал всей серьезности своего положения, а изо всех сил старался дойти до работы. Сейчас я даже восхищаюсь собой, что смог столько пройти.
Тем не менее, когда я увидел полицейскую машину, то почувствовал: нет, больше я не могу. «Не поможет ли мне кто-нибудь?» — мысленно умолял я. Даже появлялось желание сесть или упасть прямо здесь на землю. И меня не покидала мысль, что все это происходит из-за того, что я не надел пальто. Оттого что было холодно, я заставлял себя держаться на ногах. Странное это существо, человек. В такой чрезвычайной ситуации все мысли — только о пальто.
Я был уверен в своем здоровье, никогда не болел и ни разу не пропускал работу. Поэтому для меня стало огромным шоком, что мне так плохо из-за того, что я вышел одетым не по сезону.
Это верно, в подобных ситуациях люди, не особенно уверенные в своем здоровье, вероятно, проявят больше осторожности. В то же время те, кто считает себя полностью здоровыми, могут потерять ощущение опасности.
Да, это так. «Странно, почему со мной это произошло?» — думал я. Это все из-за пальто. Но когда меня посадили в полицейскую машину, там уже было 7-8 человек. Все в ужасном состоянии. Один высунул голову в окно, и его тошнило. Была молодая пара. Женщина лежала на боку, дыхание у нее было прерывистым, мужчина утешал ее: все будет хорошо, хорошо. Ужас. Я хоть мог сидеть. И только тут я впервые осознал, что случилось что-то ужасное.
Мне кажется, я вам сейчас рассказываю то, что сам помню, но, может, это и не совсем так. Пробелы в памяти я, возможно, дополняю чужими рассказами, которые слышал позже. В больнице мы обсуждали происшествие, поэтому трудно отличить то, чему я сам был свидетелем, от того, что слышал от других, да и память стала хуже. Но я отчетливо помню фигуру молодого мужчины, который орал и буйствовал на платформе Кодэмматё, когда наш поезд к ней подходил. Когда я в больнице рассказал об этом полицейским, они сказали, что это был один из пострадавших. А я думал, не преступник ли тот человек.
Осмотрев мои глаза в Центральном госпитале сил самообороны в Сэтагая, врачи мне сказали, что из всех пострадавших у меня глаза — в самом плохом состоянии. Зрачки стали меньше 1 мм. Даже на третий день в госпитале я не мог дольше секунды смотреть на большие заголовки в газетах. Сразу кружилась голова, и приходилось отводить глаза. На третий день после инцидента у меня сняли капельницу, и я мог принимать пищу. Но ведь нужно смотреть, что ешь, а у меня при этом глаза начинали болеть снова. Поэтому приходилось есть, отведя взгляд в сторону. Через неделю меня выписали из госпиталя, и я вышел на работу. Однако читать мог лишь десять секунд, поэтому примерно месяц моя работа состояла в том, что я ставил печать. В течение месяца к 3-4 часам дня я так уставал, что приходилось отпрашиваться. Иногда по нескольку дней в неделю не выходил на работу.