23 
В тот день, 20 марта, я сел в поезд линии Тойоко чуть позже обычного — около семи. На Нака-Мэгуро тот прибыл в 7:45. Я пересел на линию Хибия и доехал до Касумигасэки, там пересел на линию Тиёда. Моя встреча с зарином произошла всего за один перегон между Касумигасэки и Коккай-Гидзидо.
Пересаживаясь на Касумигасэки, я стараюсь сесть в первые вагоны. Оттуда сразу лестница и ближе всего к фирме. Шагаю по платформе Тиёда, и слышу гудок. Побежал, чтобы успеть, а поезд и не думает трогаться. Захожу в вагон, а там двое работников станции вытирают пол: из какой-то коробки просочилась жидкость и капает на пол. Тогда я еще, конечно же, не знал, что это зарин. Пока служащие вытирали пол, поезд не трогался, благодаря чему я и успел в него сесть.
Нет, вытирали они не швабрами, а газетами. Коробка была обмотана газетами, и они ими вытирали пол. Естественно, требовалось как можно скорее отправить поезд, и времени идти за шваброй у них не было. С коробкой в руках вышли они на платформу, и поезд тронулся. Уже потом я узнал, что человек с коробкой в руках был замначальника станции Касумигасэки. Тот, который умер. На следующий день скончался еще один.
Поезд стоял на станции минут пять. Все это время работники станции убирались у меня на глазах. Поезд не то чтобы полный, но сидячих мест не оставалось. Поэтому я стоя следил за тем, как они прибирают в вагоне. Уже потом мне стало казаться, что запах все-таки был, но тогда я его совсем не замечал. Он нисколько не чувствовался. А пассажиры все враз закашляли. Вот мне и показалось, что кто-то забыл что-нибудь, вызывающее кашель. Но никто не покинул своих мест, не отошел в сторону. Поезд тронулся, но было видно, что пол по-прежнему влажный, и я отодвинулся метров на четыре-пять. И пока не сошел на Коккай-Гидзидо, ничего особенного в вагоне я не заметил. Как я уже говорил, немало пассажиров раскашлялось, но и только. Ничего не замечая, я добрался до работы. Там для проверки курса валюты постоянно включен телевизор, смотрим также и новости. Смотрю — и начинаю понимать: что-то не так. Судя по всему, возник какой-то переполох. На экране по большей части мелькают пейзажи района Цукидзи.
Дело в том, что я только накануне вернулся из командировки в Южную Америку, где провел десять дней. Едва вернулся, следующий день, Весеннего равноденствия, — выходной. Можно было пропустить и двадцатое. Но я посчитал, что и так долго не был в фирме, накопилось изрядное количество работы, и неплохо было бы там показаться. Но в офисе оказалось темно. Странно, почему так темно, подумал я. Вижу — по телевизору передают новости. Даже представить себе не мог, что все произошло в поезде, на котором ехал я сам. Но постепенно стало плохо, началось сужение зрачков. Сотрудники сообразили, что это — от отравления зарином, и посоветовали немедленно обратиться в больницу.
Сначала я пошел к местному окулисту. Тот сделал анализы: как ни направлял луч света, зрачок не реагировал. Там уже был полицейский, которого после анализов направили в больницу Акасака, расположенную с другой стороны. Там имелись капельницы и все необходимое. Кроме меня, было еще несколько пострадавших. У нас конвейером мерили давление и делали прочие процедуры. Но и в больнице Акасака противоядия не нашлось — тогда нас уложили на кровати и часа на полтора поставили капельницы. Кто чувствует себя нормально, можно идти. Приходите завтра. Мне даже анализа крови не сделали. Сейчас понимаю, что они в той больнице с анализами не торопились.
То, что это зарин, я уже тогда понимал. Симптомы именно те, о которых говорили по телевизору. Тот же состав, причем — начало поезда.
Опасения за свою жизнь?.. В больнице Акасака нами толком не занимались, я думал: вернусь домой как есть и умру (смеется). Хорошо, что я хоть догадался отойти назад немного. А сколько тех, кто сидели в том же вагоне, не поднялись и не передвинулись, а потом долго лежали в больнице. Это я узнал от приходившего позже следователя.
Зрачки все никак не восстанавливались, и мне пришлось десять дней ходить в больницу Акасака и к окулисту. Но лечением проведенное там время назвать нельзя. Нам даже не сделали анализ на уровень холинэстеразы[30].
По правде говоря, в тот день я проработал до половины шестого. Обедать не стал — было плохо. Аппетита нет. То и дело бросает в холодный пот, знобит, окружающие говорят, что лицо бледное. Подкосись ноги — отправили бы домой, но они не подкашивались… Все говорят, может, это аллергия на пыльцу. Я ведь только что вернулся из Южной Америки. Вот они и подумали на пыльцу. Но глаза не фокусируются, голова гудит. Хорошо, что возня с бумагами поручена женщинам, а основная моя работа — телефонные звонки.
23 
