очень нудно 
64 
Я собралась выйти из вагона через среднюю или дальнюю дверь. Больше терпеть сил не было. Вдруг человек в форме полицейского вошел через переднюю дверь, поднял двумя руками в белых перчатках газетный сверток и вынес его наружу. Дежурный по платформе принес синий пластмассовый ящик для макулатуры и опустил пакет внутрь. Еще два-три работника метро крутились поблизости. Это произошло как раз в тот момент, когда я собиралась выходить из вагона. Газетный сверток и белые перчатки выглядели впечатляюще. Эта сцена до сих пор стоит у меня перед глазами. Однако что там произошло, понять я не могла.
Поезд стоял достаточно долго. Я успела пройти назад вагона два. Пассажиров — единицы. Состояние — хуже некуда. Глаза подергивались, боль в мышцах. Хотя не то чтобы больно, но вокруг все желтое. И непрозрачное. Будто все залито в пластик и постепенно сужается… Примерно так можно описать.
В конце концов, когда я вышла на станции Авадзи, состояние было вот таким. Кашель, про глаза уже сказала, и удушье. Такое ощущение, что легкие забиты пылью.
На Авадзи вышли всего три человека. Кроме меня — молодая девушка и пятидесятилетний мужчина. Удивительно, но на выходе я подумала, что это зарин. А то, что с глазами — сужение зрачков. По характеру работы я каждый день внимательно читаю газеты, обязательно просматриваю новости. Естественно, я знала об инциденте в Мацумото. Тогда же впервые я услышала и о сужении зрачков. На платформе Авадзи до меня и дошло, что это сужение зрачков.
Какая-то вы спокойная.
Да, на удивление я была очень спокойна. Может, потому, что мобилизовала все свои знания, столкнувшись с незнакомой опасностью.
На платформе было лишь три человека: девушка, мужчина и я. Такого там вообще не бывает. Девушка села на скамейку, опустив голову и прикрыв платком рот. Ей явно было плохо. Мужчина приговаривал: странно, все это странно, — и, покачиваясь, бродил взад-вперед по платформе. Не видят, глаза не видят, — повторял он. Говорят, его потом парализовало, но проверить этого я не смогла.
Явно что-то не так, нужно срочно идти в больницу, сказала я и, поддерживая девушку, побрела вместе с мужчиной к офису станции. Работники станции суетились, но сразу же начали вызывать неотложку. Однако сколько бы ни набирали номер, никто не отвечал. Тогда мне стало страшно. Я впервые почувствовала сильный страх. Будто все, во что веришь, рушится у тебя на глазах.
Состояние паническое. События на нашей станции разворачивались позже, чем где-либо. В других местах уже царила жуткая паника. Если вы помните, наш поезд линии Маруноути умудрился вместе с зарином развернуться на Икэбукуро и ехал в обратную сторону.
Меня не оставлял в покое один момент. Перед посадкой на Икэбукуро двери закрываются, и работники станции обязательно проводят осмотр вагонов. Проверяют забытые вещи пассажиров, случайно оставшиеся незамеченными предметы. Если бы тогда работник внимательнее осмотрел вагон, пакет с зарином не поехал бы назад.
До неотложки так и не дозвонились. Тогда пожилой работник станции предложил пойти пешком — дескать, так будет быстрее. Больница рядом со станцией, в двух-трех минутах ходьбы. Молодые работники отвели нас туда немедля. Как результат — правильно, что я вышла на этой станции. На 3-м квартале Хонго закрытое пространство, и выходить пришлось бы вместе с пакетом зарина. Думаю, было бы хуже[52].
Несколько месяцев после происшествия я не работала. Дышать тяжело. На работе приходится много говорить, и удушье — большая помеха.
Некоторое время я была очень зла. Как говорила раньше, стала раздражительней. К тому же узнала, что преступники, выходит, — «Аум Синрикё». Но сейчас, если честно, я даже не злюсь, просто не хочется об этом вспоминать. В больнице и уже после выписки, дома, мне хотелось узнать, что случилось, и я, не отрываясь, смотрела телевизионные новости. Сейчас мне все опротивело. Кадры зариновой атаки даже видеть не хочу. А начинаются новости на эту тему — переключаю канал. Злость по отношению к нелепым вещам — отвратительна. Если задуматься о жертвах и пострадавших. У меня по-прежнему сжимается в груди, когда приходится сталкиваться с такой информацией. Не дай бог, чтобы такое повторилось.
Из сообщений СМИ об «Аум Синрикё» я постепенно узнала, откуда они взялись, — и поняла, что с ними нельзя иметь ничего общего. Как минимум я перестала орать в экран телевизора. У них совсем другая логика, другое мышление. Они совершали поступок, веря в то, что делают. И не собираются как-то соответствовать нам. Они не стоят в одной с нами плоскости. Они — люди другого измерения. Подумаешь так — и ярая злость постепенно угасает.
64 
