Накануне 20 марта я была простужена, дней десять держалась высокая температура. Градусник упрямо показывал 39°, и ползти вниз никак не собирался. Кажется, я даже один день не ходила на работу, но точно не помню. У нас если кто и отдыхал, то не больше одного дня, и на следующий шел на работу с трясущимися коленками. Стоит кому-то пропустить работу, и бремя ложится на плечи других, но я не любила давать такой повод.
В тот день температура поднялась до 37°. Все ж ниже, чем раньше. Слабый жар, но кашель никак не давал покоя. Из-за температуры побаливали суставы. Я выпила горы лекарств. А потому, столкнувшись с зарином, не смогла разобраться с симптомами…
Правда, аппетит был хороший. По утрам я непременно плотно завтракаю. Пока не поем — голова не работает. Рассеянная. Поэтому просыпаюсь в полшестого, чтобы время было в запасе. Из дома выхожу около восьми, стало быть, у меня есть больше двух часов. Читаю книги, смотрю видео. Возвращаюсь домой вечером усталая, и ни на что сил нет.
Но в тот день у меня оставалась температура, а, как известно, лучшее средство от жара — сон. Поэтому проснулась на час позже — в полседьмого. 20 марта было для меня важным днем. Я как раз принимала одну серьезную работу. Поэтому с утра немного нервничала.
Я еду по линии Хибия и на Касумигасэки пересаживаюсь на Маруноути. Пересаживаться удобнее всего из первого вагона. Он, правда, переполнен, и я стараюсь садиться в последнюю дверь.
Но в тот день я еще спускалась с лестницы, когда поезд уже подошел. Села во вторую дверь, которая посредине. В конец вагона пройти не удалось. Я прошла немного вглубь и стояла между второй и третьей дверью.
Нет, за поручни я не держусь. Они грязные. Стою так. Родители с детства приучили, что поручни — грязные и держаться за них нельзя.
Видимо, так и есть. Мне, правда, никто об этом не говорил, вот и не обращал внимания. Но разве удобно стоять, не держась?
У меня ноги натренированные. Теннис. Езжу на работу на каблуках, но на ногах стою крепко.
Поезд до зоопарка Тобу отправлялся в 8:03. Я всегда сажусь в него. На платформе всегда стою на одном месте, поэтому в вагоне вижу примерно одни и те же лица. В тот день многие кашляли. Подъезжая к Роппонги, подумала: в мире свирепствует грипп. Не дай бог подхвачу опять. Тогда я вынула платок и прижала ко рту.
Вдруг, стоило поезду остановиться на Роппонги, из первого вагона выскочили человек пять и побежали вперед к станционному работнику, что-то ему крича. На Роппонги в голове поезда всегда дежурит работник, и они ринулись к нему, словно только и ждали, когда откроются двери. Увидев это, я подумала: что-то неладно. Те люди обратились к работнику так, словно что-то от него требовали. Поезд наконец тронулся, но с небольшим опозданием. Отправиться-то он отправился… вот только что произошло, я так и не поняла.
За тот промежуток, пока поезд ехал от Роппонги до Камиятё, сосед внезапно закричал: глаза не видят. Некоторые упали, человек слева от меня, в смысле сзади от меня по ходу поезда, покачиваясь, осел. Этого оказалось достаточно, чтобы в вагоне началась паника. Один мужчина закричал: опасность! Скорее откройте окна. Живее, а то они умрут.
Одно за другим открыли окна. Когда поезд остановился на Камиятё, несколько человек закричало: лучше всем выйти. Выходите!
Я, так ничего и не понимая, тоже решила, что лучше выйти. Человек, жаловавшийся на глаза, тоже вышел, но сразу же распластался на платформе. Какой-то мужчина подошел к окну машиниста и постучал. На платформе станции Камиятё работники дежурят в хвосте состава, поэтому он сообщил о странностях машинисту.
Пакет с зарином лежал около третьей двери первого вагона. Дверь, через которую я постоянно сажусь. Я увидела пакет, когда все вышли из вагона — четырехугольный полиэтиленовый мешок. Жидкость из него вытекла и образовала лужу. Помню, я подумала, глядя на пакет: так вот в чем причина. Но пока все не вышли, его видно не было. И это естественно — вагон был переполнен.
Сидевший перед пакетом мужчина умер, да? Когда поезд подошел к платформе Камиятё, у него изо рта шла пена. Мужчина был без сознания. Окружающие вынесли его на платформу. Там вышли все пассажиры первого вагона.
Несколько человек лежало на платформе. Не то чтобы много, но были. Основная масса пассажиров сидела на корточках или опиралась на стену. Кто-то спросил меня, все ли в порядке? Смотрю — тот человек, который в поезде жаловался на глаза.