25 
– Слушайте! – позвала девушка. – А ему никто не звонил? – Она смущенно улыбнулась. – Ну, вы понимаете, я имею в виду… из женщин…
Оля вспомнила ее мужа. Он слушал радио «Шансон».
– Звонил. Только один раз. Какая-то девушка.
– И что? – мрачно спросила жена любителя «Шансона».
– Я растерялась, повесила трубку, а она не перезвонила…
– Да… – Девушка задумалась. – Она попросила Сашу, вы повесили трубку…
– Да.
– Она не перезвонила… Тоже неплохо…
– Извините.
Девушка грустно посмотрела на Олю.
– Да ладно, – сказала она. – Но какая мерзавка – набраться смелости позвать его к телефону, а вдруг это я ответила?
Она вывернула руль и нажала на газ.
Оля долго смотрела ей вслед.
Неожиданно машина развернулась и снова подъехала к больнице. Девушка приоткрыла дверь и крикнула Оле:
– Она в четвертом корпусе, он сказал!
Дверца хлопнула, Оля даже не успела сказать спасибо.
Она первый раз перелезла через забор. Совсем не сложно.
Территория почти не освещалась.
Оля брела по широкой тропинке, разглядывая толстые стволы сосен, одинаковые четырехэтажные здания, выкрашенные в белый цвет.
Иногда мимо проходили женщины в белых халатах, редко, где-то за листвой, можно было увидеть свет фар.
На четвертом корпусе не было никаких обозначений, но его месторасположение точно соответствовало плану на въезде.
И охранники… Самыми убедительными были охранники.
Оля была уверена в том, что это то самое место, которое она искала.
Главное, не попадаться на глаза людям в форме.
Спрятавшись за деревом, Оля жадно рассматривала светящиеся окна. Неужели та девушка еще там?
А как же ее мама?
Волнуется? Плачет? Ищет?
Так же как миллионы раз, сидя одна в темноте, Оля представляла себе, что ее собственная мама волнуется и плачет. И ищет ее, Олю. И даже долгое время верила, что она, мамочка, обязательно найдет ее. И заберет. И будет обнимать, целовать и жалеть ее. А она будет успокаивать ее и говорить, что все уже позади.
Мама не нашла ее.
И эту девушку наверняка не найдут.
Не надо притворяться. Надо понимать все, что с тобой происходит.
Распахнулась дверь, и из здания вышла высокая женщина в низко надвинутой на глаза кепке. Она прошла на стоянку, открыла машину. У нее было такое лицо…
Неожиданно для себя Оля бросилась к ее машине.
Женщина увидела приближающуюся к ней фигуру, быстро села в машину, хотела уже захлопнуть дверь, но Оля стояла рядом и придерживала дверцу рукой.
Женщина протянула руку внутрь салона, достала очки и, несмотря на то что уже давно было темно, надела их на глаза. Темные стекла не позволяли Оле поймать ее взгляд, она отпустила дверцу, женщина сразу потянула ее на себя.
– Вы не подскажете, который час? – вдруг жалобно спросила Оля.
Женщина замерла на секунду, потом посмотрела на часы у себя на руке.
– Уже девять, – сказала она. Очень мягко. И добро. И захлопнула дверь.
– Подождите! – крикнула Оля. – Там девушку держат вместо меня!
Машина развернулась и уехала. А Оля вернулась к своей сосне.
Она ничего не ела целый день.
Голод гнал ее по тропинкам, от корпуса к корпусу. Бак с пищевыми отходами около входа в один из них.
Половина бака заполнена слипшимися друг с другом мясными тефтелями. Словно целое отделение внезапно объявило голодовку, и тефтели выкинули. А больные втихомолку под кроватями грызут сухари.
20
Персонал психиатрического отделения обедал отдельно от пациентов. Их столовая размещалась на «мужском» этаже, сразу же за кухней.
Плазменный телевизор был обычно настроен на МузТВ и включен без звука.
Ангелине Петровне предложили свиные ребрышки, и она согласилась.
Константин Сергеевич попросил рыбу.
Ангелина Петровна редко обедала вместе с сотрудниками, может быть, раз в месяц. Но сотрудники этот раз ценили, потому что любили, уважали свою начальницу, а ее личного расположения готовы были добиваться любым способом. И самый простой из них – приносить ей компот во время обеда.
– На ноябрьские в Эмираты поеду! – мечтательно произнес Константин Сергеевич, обильно поливая рыбу лимонным соком.
– Там бывает очень жарко в это время, – произнесла Ангелина Петровна, – до пятидесяти градусов.
25 
