87 
— Ты не будешь звонить Денису? — осторожно спросила я.
— Зачем? Он сам мне позвонит после футбола. Сейчас чемпионат какой-то там идет.
Анжела резко вскочила с дивана, как будто была зайчиком на пружинке. Дернула дверь в приемную. Крикнула, высунув голову:
— Во сколько сегодня футбол заканчивается? — И после короткой паузы, угрожающе: — Ты меня слышишь? — Улыбнулась, кивнула. Повернулась ко мне. — Она говорит, в шесть. Значит, с шести до шести десяти он позвонит.
Приехал Анжелин папа. С интеллигентными охранниками в белых рубашках. Неинтеллигентные, в зеленых спецухах, остались на улице охранять вход.
Как-то сразу получилось, что в приемной оказались мы, а они с секретаршей в моем кабинете.
Через полчаса он по селектору попросил чай.
Мы с Анжелой переглянулись. Решили, что чай понесу я.
Через час они вышли вместе. Ее лицо было зареванным.
Они стремительно прошли мимо нас к выходу. Анжела еле успела сделать несчастное лицо.
Окруженные охраной, они прошли мимо так быстро, что со стороны это было похоже на захват заложницы.
Анжела взяла телефон.
— Пап, а вы куда? А… Понятно.
— Куда они? — переспросила я.
— В больницу, — медленно произнесла Анжела.
В шесть ноль шесть позвонил Денис.
— С каким счетом закончился матч? — поинтересовалась Анжела спокойно и немного игриво. — Отлично. В общем-то, это все, что я хотела узнать. Кстати, любимый, ты мой номер наизусть знаешь или он у тебя в телефоне забит?… Нет-нет, не надо учить…
Анжела прошлась по кабинету.
— Поздно. Сотри его и больше не звони. Никогда. Ты еще спрашиваешь? Потому что твой уровень — это секретарши, официантки, стюардессы и проститутки. Подумай сам: где ты и где я? Давай.
Анжела села. Я смотрела на нее с восхищением. И с завистью.
— Я думаю, никуда он не денется, — произнесла я.
— Ты не поняла, — сказала Анжела. — Поехали? Я домой хочу.
25
Я отправилась в турецкую баню гостиницы «Славянская».
Растянувшись на мраморной скамейке, я растворилась в клубах ароматного пара. Раза три прыгнула в холодную купель. Натерла тело скрабом. Скраб готовит моя домработница — по особому рецепту: пшено, мед, молоко.
Посмотрела на себя в зеркало и осталась собою довольна. Даже румянец появился. Немного пококетничала. Как раньше: «Какая я красивая и кому я такая достанусь?»
Сделала в «Aldo Coppola» маникюр. Выбрала цвет лака, название которому дать не смогла. Но красиво.
На набережной развернулась через две сплошные, и меня сразу остановил гаишник.
Осторожно открыла окно, чтобы не смазать лак.
— Документы?
— Возьмите пока 500 рублей. А документы, наверное, в сумке.
Я ткнула наманикюренным пальцем на свою сумку, черную Tod's.
Гаишник даже не удивился. Взял 500 рублей.
Посмотрел на меня с сожалением и захлопнул дверь.
— Счастливого пути.
Решила, что в следующий раз дам рублей триста. Гаишник показался мне симпатичным.
Мне вообще все нравилось в этот день. Нирвана. Я слушала мир вокруг себя и чувствовала себя его частью.
Даже музыка в машине играла негромко. Хотя обычно включена на полную мощность — звуковая завеса между мной и действительностью.
Я позвонила Роме.
Он продиктовал мне номер рейса. Билеты привезут домой.
***
Моя мама принесла странный предмет: зеленую пластмассовую вазу с длинным узким наконечником.
— Это специально для кладбищ, — объяснила она довольно, — чтобы в землю вставлять. А то, знаешь, на могилах эти пластмассовые бутылки под цветы…
Я слышала, что некоторые ближе к старости покупают себе гробы и спят в них, чтобы привыкнуть.
Я смотрела на свою маму с подозрением. Она на меня — раздраженно.
— Машке на могилу отвезешь.
Я кивнула, и на следующий день действительно собралась на кладбище. Я скучала по Машке.
Когда она была жива, я не понимала, насколько мы близки.
Моя мама поехала со мной.
Наверное, хотела поддержать меня. Или полюбоваться на свою вазу. Скорее всего — и то и другое.
На кладбище было тихо. Под ногами скрипел первый снег.
Все могилы были укрыты снегом, как саваном.
Зазвонили колокола. Красиво и грустно.
Как пронзительно не хочется умирать!
Понимаешь это только на кладбище.
Как не хочется лежать в земле, и чтобы червяки скользко перебирались из уха на шею… Потом… в рот…
Ужас. Может, лучше пусть меня сожгут?
87 
