очень нудно 
32 
Рядом застонала и завозилась Наташка.
Это вторая пациентка, с которой медики целую неделю ничего не делали.
Она, как и обещала, категорически отказалась от химиотерапии, а операцию ей и не предлагали.
Первые дни Наталья жила как в санатории: весело трепалась с персоналом, который знала поголовно, с аппетитом ела в столовой, потом с Грековой еще чай в палате пила. И, конечно, в кайф обнималась с мужем и сыном – те приезжали к ней ежедневно. Грекова по их приезде по-прежнему гуляла по парку с мальчишкой, замечательный оказался пацан, за что получала весело-благодарный взгляд Наташки и смущенно-благодарный – ее такого же молодого мужа.
Дня через три Грекова даже решила, что врачи ошиблись, столь мрачно расписав Наташкино будущее. Ну и что здесь такого? Они и ей поначалу пообещали много нехорошего. И слава богу, обошлось.
Может, и здесь обойдется?
Однако на ее попытки поговорить об этом – она действительно переживала за девчонку – доктор Воробьев только мрачнел и разговор не поддерживал. Высказался лишь однажды – и то потому, что Женька его достала. Его высказывание снова ошарашило Женьку.
Наташкина смерть, по предсказанию доктора Воробьева, была не то что не за горами, она была вообще рядом – вопрос считаных месяцев, а может, недель.
И еще доктор предложил Женьке переехать в другой блок, благо ее уже начали готовить к операции. Чтоб Наташкин близкий уход не подействовал на нее отрицательно.
Женька отказалась: почему-то она решила, что это будет нечестно перед Наташкой. И еще, наверное, потому, что, несмотря на все научные резоны, все-таки не могла поверить врачам – уж слишком цветуще выглядела ее веселая сопалатница.
Хотя в последнее время, пожалуй, менее цветуще, чем раньше, вдруг оценила Грекова. Например, вчера, когда она, как обычно, предложила погулять с ее сыном, женщина отказалась.
Так они и просидели не меньше двух часов: Наташка – на боку, полулежа, на своей кровати, угнездив к теплому животу в байковом халатике мальчонку, а Виктор, ее муж, – на стуле напротив. Просто сидели, абсолютно молча, только за руки держались.
Женька, когда вернулась в палату, не могла и смотреть в сторону Наташки: в голове звучали слова доктора Воробьева.
Но к вечеру Наташка вновь разошлась и даже пошла на празднование дня рождения одной из палатных сестер – она знала тут всех, и все знали ее. Вернулась поздно, на вопрос Грековой, как себя чувствует, ответила, что нормально. А потом, совершенно не к месту, вдруг сказала, что ни о чем не жалеет. Мол, жалко только, что так недолго.
И, как в первый свой день в больнице, услышала Женька сдавленный Наташкин всхлип.
Солнце тем временем совсем разошлось. Надо было вставать, скоро завтрак.
– Наташ, ты как себя чувствуешь? – спросила соседку Грекова.
Наташка не ответила.
– Наталья! – погромче позвала ее Женька. И, уже понимая, в чем дело, прыжком сбросила себя с кровати.
Нет, Наташка была жива. Если можно было назвать жизнью ее нынешнее состояние. Она была без сознания, тяжело дышала, время от времени тихо постанывала. Такое ощущение, что плохо было уже не ей, а остаткам ее бренной оболочки.
На Женькин зов прибежала сначала палатная медсестра, потом – Воробьев. А потом палата стала как проходной двор: все время кто-то в белом заходил и кто-то в белом выходил. Надолго не задерживался ни один.
Правда, Воробьев заходил уже раза четыре. Женька его сначала не трогала – он и так чуть не плакал, – потом не выдержала, спросила: почему никто ничего не предпринимает? Неужели нельзя облегчить хотя бы ее страдания – Наташка стонала все чаще и протяжнее, по-прежнему не приходя в себя.
– Все, что можно, уже предпринято, – сухо ответил хирург. И, смягчая ответ, взял Женьку за руку: – Давайте вас все-таки отсюда переведем.
– Я останусь, – сказала Женька. Странно, но Воробьев настаивать не стал.
К обеду дыхание умирающей – а это уже понимали все, даже Грекова – стало отрывистым и спутанным, глаза время от времени закатывались кверху, она по-прежнему никого не узнавала и в себя не приходила. Между губ справа появилась тоненькая струйка темной крови. Ее вытирали салфеткой, но через несколько минут она вытекала снова.
Женьку никто не гнал, Грекова оставалась в палате на своей койке, не в силах уйти от умирающего человека.
В час дня пришел Наташкин муж с мальчонкой.
Ребенка перехватили внизу медсестры, а мужа пропустили наверх.
32 
