очень нудно 
37 
И фибриновую «пробочку» в ямки из-под выбитых зубов положили.
И импортный гемофил от Джаддова дружка вовремя привезли – просто вертолет сел на площадке у МКАД, и лекарство, уже без пробок, доставили на «Скорой» до больницы. Теперь хорошая его доза гуляла по венам мальчика.
Они подождали Грекова и пересадили к нему в «Вектру» Лешечка с перебинтованной рукой и уставшую, а потому закапризничавшую Машку.
– Их надо покормить, – успокоенно произнес Греков. – Да и меня не мешало бы.
– Вот и покормишь, – сказала любимому Ленка.
– Ты сегодня – третий лишний. Понял? – сказала любимому Валентина.
Потом тетки сели в поцарапанную «Фабию» и уехали в совсем не пафосный кабачок. Зато при нем была собственная парковка – сегодня вечером Валентина рулить уже не собиралась.
Они поели. И выпили. И даже чуть не подрались – из-за все того же чертова Грекова, – но быстро помирились и опять выпили.
Попутно отшили двух-трех потенциальных кавалеров. Да так профессионально, что никто из мужичков даже не попытался проявить настойчивость.
Потом опять выпили. А после полуночи – ресторанчик работал по-современному, до последнего клиента – еще и спели. Причем безо всяких новомодных караоке. Не совсем, правда, «в нотки». Зато с душой.
Потом метрдотель вызвал им – по их просьбе – такси и взял под охрану – до следующего вечера – их бирюзовую «Фабию».
В такси они тоже сели рядом, обе – на заднее сиденье. Сегодня им почему-то совсем не хотелось расставаться. Завтра – кто его знает. Завтра – другое дело.
Но сегодня пока еще – сегодня.
Такси улетело вдаль, только задние фонари сверкнули по близлежащим сугробам.
А в нем уехали две русские бабы чуть младше среднего возраста.
Всё видели, всё умеют.
В общем, битые, тертые и матерые.
Но если вдруг надо спасать ребенка – на них вполне можно положиться.
16
Вот и пролетели новогодние праздники. Десять дней страна была в загуле, а тут вдруг вспомнила, что надо бы и поработать.
На службу вышли и трудоголики, и бездельники. Сколько ж можно пьянствовать?
Но ни Валентина, ни Авдеева, ни Греков сегодня вечером трудиться не собирались.
Утром – да, поработали немного. А вечером они провожали Женьку.
Грекова была веселая и собранная. На химиотерапию она не осталась, сочтя, что лишние десять процентов – по рандомизированным исследованиям – особой роли не сыграют. После того как «метастаз в печени» оказался ангиомой, она на многое смотрела по-другому. И еще ей запомнился Наташкин отказ от «химии».
Короче, травиться она не стала, а гормональную терапию ей будут делать в их городке. И раз в квартал – тут уж она Наташкиных ошибок не повторит – как штык будет здесь, в больнице.
Если все сойдет благополучно, то в следующем году можно будет приезжать раз в полгода, а после трех лет нормального полета – раз в год.
Так что, похоже, повезло Женьке Грековой.
– Ну что, будем прощаться? – спросила она у народа. Время подошло – состав уже минут десять как подали на посадку.
Она поцеловала Грекова, потом Ленку, потом Валентину – история с Лешкиным спасением, сначала от нее тщательно скрываемая, со временем стала достоянием семейной гласности.
Ленка уже ревела вовсю – дети давно стали для нее своими, и расставаться было тяжело. Машка тоже заревела из солидарности. Лешечек крепился, но видно было, что из последних сил.
– Все, – снова проявила инициативу Женька. – Долгие проводы – лишние слезы. Пошли в вагон.
Греков занес в купе их вещи, поцеловал всех троих и вышел на перрон. Там случайно услышал беседу своих дам.
– Я даже ненавидеть тебя теперь не могу, – жаловалась Валентине Авдеева. – Хотя ты, конечно, стерва.
– А то… – лениво соглашалась Валентина.
При виде Грекова выяснение отношений мгновенно завершилось.
– Вот жениться бы на обеих, – неожиданно для себя самого вырвалось у него.
– Перебьешься, – мгновенно отреагировала Ленка.
– Мечтатель ты наш, – спокойно прокомментировала Валентина.
Поезд запыхтел сжатым воздухом и лениво тронулся. В окно впиявились два приплюснутых детских носа. Чуть позади детей стояла Женька.
Она плакала и махала им рукой.
Ленка Авдеева плакала тоже.
И даже Валентина как-то странно вздохнула, доставая очередную сигарету – курить она пока так и не бросила. Еще через пять минут и огоньков на последнем вагоне не стало видно. Остался лишь вечный вокзальный запах: дымка и дальних странствий.
37 
