89 
Даруй милость, о Тетушка, мудрейшая в непредсказуемости кривизны!..
Терзаясь догадками, Бут-Бутан и думать забыл, в каком находится бедственном положении. Впрочем, к плену парень давно привык: это счастье частенько баловало Куриного Льва в его странствиях. Друзьям удалось бежать, и значит, спасение не за горами! А Дух Лучшего-из-Людей вернется. Он и раньше рассыпался летним звездопадом, возвращаясь снова. Он же Лучший! Неистребимый! И Червь с лучниками еще пожалеют!..
Истошный вой стаи прошел мимо внимания Бут-Бутана: грезы о будущей мести захватили парня целиком. Зато лучники сунулись к оконцам, и зря: ахнуло так, словно алхимики Глоримундии нашли-таки корень мантикоры, вставили его мирозданью, доверху набитому «горючими слезками», вместо фитиля, чиркнули ведьминым огнивом, и за миг до взрыва еще можно было услышать, как чмокнул в предвкушении жадный рот Бездны Есть-Хочу.
Ух!
Ох!
Х-х-х…
«Лунный Гонг! – мычащий от потрясения Бут-Бутан скорее угадал по губам, чем разобрал слова тридесятника. – Отвоевались, братцы…»
…Когда его вывели наружу, Куриный Лев сперва зажмурился: после храмового полумрака солнце выжигало глаза. А едва проморгался – решил, что грезит наяву. Или голову напекло. Да ну вас, насмешников! Сами смотрите!
Во дворе храма из солнца, пыли и эха Лунного Гонга возникал человек. Нет, не человек: Червь! Близнец! А первый Червь стоял, тупо уставясь на двойника. Нагой, как при рождении, гость являлся медленно, раскачиваясь стеблем белого мака-сырца; «Палец, листающий страницы», – пришло на ум Бут-Бутану чудное сравнение. Воздух полнился сухим шелестом; стена храма возле Червя-двойника вдруг сделалась слоеной, на известке проступили тайные письмена, сменяясь иными знаками, и еще раз, и еще… Все замерло – только шелест-призрак, запах пыли, кипенье солнца и фигура пришельца, обретающая плоть. Заблестела розовая, будто смазанная жиром, кожа. Натянулась, распираемая изнутри, высыхая на глазах.
Лопнула!
С треском.
Куколка раскрылась, выпуская бабочку. Опали, истончаясь, растворяясь в сиянии полдня, лоскуты оболочки. Бут-Бутан тихо охнул: на месте Червя-близнеца стоял Лучший-из-Людей! А над головой птица с женским лицом натужно загребала крыльями, стремясь в поднебесье и не в силах…
Обнаженное тело гостя подернулось мелкой рябью: знакомая мантия, синяя со снежными лилиями, затем сверкающий нагрудник, широкий балахон… Но тут птица, будто сбросив непомерный груз, взмыла к облакам, вспыхнув на солнце серебряной искрой, а Лучший-из-Людей остался стоять напротив Червя. Обнажен по пояс, босиком, облаченный лишь в густо-фиолетовые шаровары заморского покроя.
Так смотрят друг на друга кровные братья, ставшие врагами не по своей воле. Молча. Безнадежно. Слова больше не нужны, и все яснее ясного, оставляя единственный выбор, а значит – никакого.
Червь не выдержал первым:
– Хорошо, рыцарь. Ты сам этого хотел.
* * *
Лучники поняли правильно. Бут-Бутан рванулся: «Я! Мы!.. С тобой!..» – но его держали крепко. Вскоре Лучший-из-Людей, с завернутыми за спину руками, стоял напротив Куриного Льва. Дух поднял голову, взглянул на парня и неожиданно подмигнул:
– Не бойся, Годзилла.
– А я и не боюсь! – Бут-Бутан удивился странному прозвищу, но на всякий случай гордо вскинул подбородок.
– Это правильно, – согласился Червь, ласково щурясь. – Смерти вообще не надо бояться. Больно много чести ей, Костлявой. Эй, дайте рыцарю копье! И держите, чтоб, случаем, не выпустил. Рыцари, они ребята с причудами…
Лучники с недоумением переглянулись, но – приказ есть приказ! – стали выполнять. Трое вцепились в локти и плечи Лучшего-из-Людей, четвертый вложил в руки копье, а тридесятник силой заставил сжать пальцы, накрыв сверху волосатыми лапами.
– Пустое, Червь! Зря стараешься! Не я его убью – ты и твои люди…
– Отпустите! Не смейте! – надрывалась откуда-то сверху Аю, но Бут-Бутану никак не удавалось вывернуть голову, чтоб увидеть «Руку Щита». Он очень надеялся, что лучники с Червем пренебрегут девушкой. Иначе забросают копьями или просто стащат, за волосы.
Червь обождал, пока, повинуясь тайному знаку, скрутят юношу, в котором Бут-Бутан безошибочно узнал Отщепенца. Юноша сопротивлялся, но силы были неравны. Затем, шаркая, как глубокий старик, Червь приблизился к Куриному Льву.
– Может, ты прав. Даже скорее всего прав. Но я обязан попытаться. – Старый, старый, чудовищно старый, он смотрел на Бут-Бутана, а говорил с Духом. Но вот: улыбка плотно сжатого рта, и Червь подмигивает парню, насмешливо передразнивая Лучшего-из-Людей. – Так, значит, не боишься, молодой человек? Умница. Хороший мальчик. Хотел спасти кумира? Спасай. Понимаешь, ему необходима жертва. То, что он говорит вслух, – ерунда. Спазмы дуры-совести. А ты, надеюсь, достаточно разумен. Любая жертва разумна, иначе искусство не требовало бы себе жертв… Ладно, оставим лирику. Лучники! Помогите рыцарю ударить. Рыцарь ослабел.
89 
